Где дом твой, киллер?

— Когда рядом бабушка, еще лучше. Ты же знаешь, я с удовольствием посижу с Лидочкой, если это нужно. И опыта у меня больше, чем у Генри. Тьфу, никак не привыкну к его новому имени.

— Мама, я не могу тебя дергать каждый день. У тебя заботы по дому, муж, которому тоже нужно твое внимание. А Иван полностью свободен. Что он будет делать, если у него отнять Лидочку? Да и не отдаст он ее никогда.

— Вот в этом ты не права. Появится у него женщина — некогда будет заниматься дочкой. А на этот счет у тебя никаких планов нет?

— На какой еще счет? Если у него появится женщина? На здоровье, я буду за него рада.

— Да? Рада? А что это у тебя лицо изменилось при упоминании женщины? Лола, ты на него имеешь виды?

— Мама, что ты говоришь? Какие могут быть у меня виды? Смешно. У меня никогда никого не было. Да, наверное, и не будет. Особенно такого, как Ваня.

— Доченька, ты влюбилась? Господи, да это же прекрасно! Поверь, я очень рада!

— Не понимаю, мама. Почему ты так решила? Мы просто воспитываем вместе Лидочку. И чему ты обрадовалась?

— За тебя обрадовалась. Ты никогда ни об одном мужчине так не говорила. И если он тебе нравится, то нужно за него бороться. И ни за что не пускать все на самотек. Я вот, из гордости отпустила твоего отца и как сильно жалела потом. Эйтана я, само собой, уважаю, он очень хороший человек, к тебе всегда так тепло относился… Но любила я Михаила. Не нужно было расставаться с ним. То есть нужно было тогда позволять ему уезжать в Европу, в Россию. Все равно он возвращался в Израиль. И тебя всегда любил. А я пошла на принцип… И осталась одна.

— Мама, ты мне это никогда не говорила. Почему?

— И сейчас бы не сказала, если бы не боялась, что ты повторишь мою ошибку. Я еще раз тебе скажу: если мужчину любишь, за него нужно бороться. Ну не так, чтобы садиться ему на шею и ни на шаг не отпускать от себя. Нужно стать ему необходимой, желанной.

— Мама, мы не о тебе говорим. Это ты красавица в любом возрасте, а я… ты сама знаешь, какая я.

— Какая? Удивительная ты у меня. Сильная, умная и красивая. Только не думаешь о своем внешнем виде. Давай мы тебя приведем в порядок. Доверься моему опыту. Через неделю ты сама себя не узнаешь в зеркале.

— В любом случае я хромой останусь.

— Поэтому нужно выглядеть так, чтобы на твою ногу и не смотрели. И еще очень важно, не стараться при мужчинах выглядеть слишком умной. Не нужно это им, скорее, даже мешает. Загадочной — да, недоступной — да, слабой — да, но только не слишком умничающей.

— Мама, ты действительно думаешь, что это поможет?

— В чем? Заинтересовать твоего Ивана? Несомненно, поможет, должно помочь. И у тебя есть все шансы это сделать: вы видитесь каждый день, у вас общие заботы, вы практически родные. Нужно только, чтобы он обратил на тебя внимание как на женщину.

— Мама, а это не будет слишком нечестно? Он был практически мужем моей сестры.

— В любви все честно, когда действительно любишь. Из-за того, что до этого они жили с Оксаной, не стоит тебе искать свою вину. Знаешь, у евреев было раньше принято: если умирал бездетный женатый мужчина, то его брат должен был жениться на вдове. И сейчас у религиозных евреев тоже почти так: если умерла жена, то правильно, когда ее место занимает сестра умершей.

— Ты всегда находишь всему оправдание.

— Давай закончим это обсуждение. Твоим внешним видом мы займемся в любом случае. А если тебя смущает этическая сторона, посоветуйся с Ривой — у нее большой опыт, плохой совет она не даст.

10:00. 29 апреля, суббота.

Веранда виллы Коин-Розовской.

Рива держит на коленях семимесячную Лиду, с умилением смотрит на нее:

— Какие они прелестные, наши малыши.

— Да, когда не плачут.

— Спасибо, что привезла нашу красавицу ко мне. Я уж не хочу надоедать вам, да и тяжело мне стало ездить в Тель-Авив. Но ты ведь не просто так приехала? Что-то хочешь рассказать или спросить?

— Да, Рива. Просто не знаю, как начать. Мне немного стыдно говорить.

— Речь пойдет об Иване? Илона звонила, открыла мне твои переживания. Что я могу тебе сказать? Когда-то я сомневалась в чувствах Генри, то есть Ивана. Мне он казался слишком рассудочным. Не видела я в нем сильных чувств к Оксане. Не думаю, что Оксана пленила его особенной красотой или изяществом. Он же — мужчина видный, у него было предостаточно женщин, имел возможность сравнивать и выбирать. Помню, как он выразился, что «вышел из возраста пылкой любви». У меня возникло впечатление, что на самом деле он просто хотел уйти от прежней жизни. Теперь я утвердилась в своем мнении, понимая, почему он так хотел этого. Он созрел для изменений, и Оксана появилась в этот момент. А она в него действительно влюбилась. Да и ты тоже. Я же помню, как ты сказала: «Если бы Генри был моим другом, ни за что не отпустила бы его, что бы о нем не говорили. Уехала бы с ним». Меня тогда это очень поразило, хотя это и естественно.

— Почему? Почему естественно?

— Потому как он многим отличается от твоих друзей. Он — мужчина, самостоятельный мужчина, а не твои знакомые мальчишки.