Где я?

Кто бы мог подумать, что мои способности окажутся моей слабостью? О да! Из тайного оружия они превратились в моё проклятие. Мало того, что Крыса отличался извращенным разумом, так ещё и его чувства стали для меня пыткой гораздо более изощрённой и страшной, чем раскаленные гвозди, иголки или клещи. В течение всего процесса он страстно обожал свою жертву. На свой лад заботился о ней и лелеял. От него исходила волна такого нестерпимо гадкого сладострастия, когда он загонял иглы под ногти, что выдержать ее мне оказалось совсем не под силу. Тут-то и повылезали подводные камни моего умения воспринимать чужие эмоции: если я находился вплотную к источнику, его страх, недоумение, раздражение – все это накладывалось на мои, во сто крат умножая их. От них не существовало защиты, или я не умел ею пользоваться – все едино, его аура поглощала мое сознание без остатка. Оно разрывалось под воздействием собственной ненависти и чужой любви. После очередной пытки я не знал, кричу ли я от боли или от наслаждения, но изредка в моей памяти всплывали моменты, когда мой палач подхватывал крик, заходясь им от восторга.

Вскоре я начал понимать, что мне становится трудно отличать одно от другого. Которое чувство мое? Иногда мне казалось, что любовь – это ненависть. Со временем они стали сливаться в одно и оба отдавали паленой плотью и навязчивым запахом свежей крови.

Сколько я здесь? У меня нет ответа. Темнота сводит с ума. Она осязаема и снисходительна к нам, узникам. В ней мы прячем свою боль, гниющие раны и стоны, на которые радостно сбегаются крысы. Темнота гасит наш разум и растворяет надежду. Иногда, когда становится совсем туго, она утешает нас, мы слышим ее успокаивающий голос, и тогда становится понятно: уже близко.

Я прятался в темноте от света – он изредка пробивался сквозь щели в двери, но он теперь враг. Свет – это Крыса, а Крыса – это боль. Или любовь, что теперь практически одно и то же.

Глава 3

Устоявшийся распорядок дня был нарушен в один из дней, бесконечная череда которых выстраивалась передо мной без начала или конца. Начиналось, впрочем, всё как обычно. Крыса занимался своими делами, перебирая любимые инструменты. Сегодня по плану была работа с ногами. Крыса имел обыкновение рассказывать о своих планах, едва появившись в дверях. Его жизнерадостный голос сначала до невозможности раздражал, но жизнь показала, что ко всему со временем привыкаешь. Так и здесь, я лишь принял к сведению его слова, внешне оставаясь к ним безучастным. Крысе не слишком нравилось когда я помалкивал, и тогда он мог распалиться не на шутку, но его запал быстро гас, так что, если у меня хватало выдержки терпеть пытку безмолвно, палач хмуро собирал инструменты и больше не появлялся в тот день.

Совсем недавно я подметил ещё кое-что. Мало того, что мой мучитель был педантом, так ещё он терпеть не мог работать без света. Как-то раз я даже слышал, что из-за этого они повздорили с тюремщиком, бледной, бездушной тварью, тенью от тени живого существа, они долго орали друг на друга за дверью. Крыса потом ещё долго не мог успокоиться, потому, что в итоге, по его словам, опоздал на встречу. Мне ли расстраиваться по этому поводу? Вот бы по дороге ему свернули шею!

После того случая появление Крысы всегда сопровождалось недовольным ворчанием надзирателя, потому что ему приходилось затаскивать в камеру целых шесть факелов на особых подставках и расставлять их по местам, которые указывал ему палач. Крыса самостоятельно подобными вещами не занимался, видимо, полагая, что художники выше рутинной работы.

Так вот, во время перерывов и обливания водой я стал подмечать удивительные, с моей точки зрения, вещи. Многие раны, сделанные несколько дней назад, выглядели так, будто бы им было не меньше месяца, а более старые так и вовсе оставляли после себя лишь едва заметные паутинки следов. Кроме этого, несмотря на жуткую грязь, испражнения, которые изредка убирались, да и то лишь после криков все того же Крысы, и полное отсутствие гигиены, мои многочисленные раны не только не воспалялись, но и заживали крайне высокими темпами. Что это? Очередной подарок судьбы? Похоже на то. Ускоренная регенерация и невосприимчивость к ядам. Отсутствие болезней и выносливость, с которой я терплю все выкрутасы безумного палача. Где ещё мне искать причину моего состояния?

К тому же за последнее время я научился ограждать себя от нежелательных проявлений эмоций. В моем воображении это выглядело, как будто в воздухе сталкиваются два гигантских мыльных пузыря, один из которых являлся прообразом моих собственных чувств.

Избавление от всеобъемлющей любви моего мучителя явилось для меня неслыханным облегчением. Из-за этого он несколько раз выходил из себя, когда вместо криков боли от загоняемых под ногти булавок, слышал от меня всхлипы радости и пьяное хихиканье. Да я был на седьмом небе от счастья! В итоге Крыса в расстроенных чувствах покидал мое пристанище раньше положенного, а я ещё долго ощущал удовлетворение в ауре тюремщика.