Где папа?

Я правда терпеть не могу цветы. Все. Абсолютно. И те, что на клумбах, и те, что в вазах, и те, что в парках, и те, что в горшках. Я не люблю их нюхать и делаю это только потому, что просит мама. А больше всего я не люблю, когда мне их дарят. Сначала надо лезть за вазой, да не за любой, а на которую укажет мама. А потом обрезать стебли под холодной водой, и она противно брызгается. Затем ты ставишь их в вазу, и окажется, что пара стеблей укорочены мало, и опять надо их доставать и подрезать. И, если получится, что на этот раз они подрезаны чересчур, надо извлекать остальные и подрезать вровень с первыми.

Но самое ужасное, что им надо менять воду. А я всегда забываю это делать. И вода мутнеет, киснет, плохо пахнет, как у старикана изо рта. Со мной в лифте иногда едет такой старикашка с десятого этажа, на носу у него бородавка величиной с ухо, и он что-то рассказывает о своих жёнах и любовницах, которых у него были тысячи, и при этом у него пахнет изо рта скисшей водой из-под цветов.

И потом мама ворчит весь вечер, что я загубила такие прекрасные цветы, и никакая пятёрка по алгебре за полугодие моей вины не загладит.

За что мне любить цветы?!

Папина просьба

В общем, я не выдержала и применила запрещённый приём. Спряталась в комнате и написала папе эсэмэску. А когда он мне позвонил, то вывалила на него всё.

— Понимаешь, — захлёбывалась я, — она собирается огородничать! Сейчас!

— Ну, сейчас ещё апрель…

— Но она уже купила пакетики с семенами! И один с луковицей! Пап, она, как всегда, думает о цветах, а не о тебе.

— Пусть лучше о цветах…

— Па-ап… Но я-то… Я-то не хочу на дачу.

— Муськин, я знаю. Я тоже никогда не хотел. Но маме сейчас нужна помощь…

— !!!!!!!!!!!!

— Потерпи, а?

Я молчала, борясь с собой.

— Я тебе очень буду благодарен, если ты ей поможешь. Пожалуйста.

— Перестань, — испугалась я, — не хватало ещё, чтобы ты, сидя ТАМ, просил меня с «пожалуйста». Я сделаю всё и без «пожалуйста».

— Как хорошо, что ты у меня есть, — прошептал папа, — всё, обнимаю, Муськин-Пуськин, больше не могу говорить.

Мама

Я вернулась на кухню. Пакетики по-прежнему лежали на столе.

Мама стояла ко мне спиной. Что-то резала на доске. Я взяла один пакетик.

— Вырастим — папе отвезём, — сказала она, словно увидев, что я делаю, — да, Лиз?

— Да, мам. А ты про него часто думаешь?

— Всё время, Лиз. Даже во сне.

Я замерла. И сказала:

— Тут написано, надо в тени сажать. Где у нас тень-то на участке?

Часть 21

Няня-итальянка

В июне в школе вышла забавная история. Хотя мне раньше, зимой, например, и в голову не могло прийти, что я рядом употреблю слова «школа» и «забавная история».

Короче говоря, наши устроили вечеринку. Вообще-то я не собиралась идти.

Но в обед мне по скайпу позвонил Андрюша, сказал, что они там вроде неплохо устроились, он даже начал ходить в школу при посольстве, там учатся русские. И как здорово, что можно начать всё с нуля.

— Они, понимаешь, не знают, что я дома был лу-зером, — сказал Андрюха, — тут я могу любой вид принять, хоть Фокса из себя изобразить.

— Я тебя и дома лузером не считала, — ответила я.

— А как наши?

— За Фоксом стала одна девчонка бегать. Из одиннадцатого. Такая… ты её, наверное, не знаешь… Алиса.

— Такая… здоровенная?

— Ага, дылда. Она прямо после урока заходит в класс. И к нему.

— На шею кидается?

— Нет, — смеюсь я, — она ему мрачно: «Пошли покурим»? Ну он и идёт. А вид такой несчастный, ужас. А когда они уходят, то все переглядываются и ржут.

— Над Фоксом? — поразился Андрюха.

— Ну да.

— И ты?

— Я нет. Но вообще это выглядит смешно.

— Представляю, — протянул Андрюха, — с Кьяр-кой хочешь поговорить?

— Конечно!

И вот моё розовощёкое сокровище взгромоздилось брату на колени и машет мне рукой.

— Эй, — бормочу я, закусив губу.

— У неё няня тут итальянка, — сообщил Андрюха, — но она часто про тебя вспоми… Тьфу!

Кьярка засунула ему палец в рот. «И няне так делает», — подумала я.

— Лиза! — закричала Кьяра, увидев меня на экране.

Проглотила я эту их няню-итальянку. Но когда выключила комп, то встала и пошла на вечеринку. Только бы не сидеть дома. Только бы не думать о тех, без кого мне так одиноко.

Бедный Фокс

А там — как обычно. Девчонки танцуют в середине зала, громко хохочут, поправляют друг на друге платья и причёски, перешёптываются (конечно, самое то — под громкую музыку шептаться), с презрением смотрят на парней. А у тех — дико деловой вид, они что-то важно обсуждают, сбившись в кучу у шведской стенки, пинают друг друга, иногда громко хохочут.

Я присела на край скамейки и стала вспоминать тот день, когда я танцевала, таская за собой Кьярку на пледе. Я себе тогда крутой казалась, готовой к танцам на дискотеке, а сейчас, конечно, с горькой усмешкой поняла в очередной раз, что мечты и реальность — это со-о-всем разные вещи.

Заиграл медляк. Девчонок как ветром сдуло, а на танцпол выползли уже более или менее устоявшиеся парочки, которым не стыдно танцевать вместе, над которыми точно не будут ржать.

Я поднялась, чтобы уйти. Народу полно, а мне всё равно одиноко.

Вдруг ко мне подошёл Фокс.

— Спляшем?

Я оглянулась.