Где простирается тьма

Он поворачивается и смотрит на меня, его взгляд тверд.

― Я Димитрий.

― Хорошо, я перефразирую. Кто это? ― я показываю пальцем прямо на него. ― Здесь и сейчас.

Он отводит взгляд.

― Нужно найти место для ночевки.

― Ты вечно собираешься избегать моих вопросов?

Он пожимает плечами.

― Я не обязан отвечать.

― Нет, ― бормочу я. ― Полагаю, не обязан. Хорошо, будь по-твоему. Где мы можем заночевать?

Он оглядывается, а вокруг уже начинает смеркаться. Он указывает на небольшой нависающий камень.

― Давай туда.

Я помогаю ему встать, и мы бредем туда. Под камнем есть место только для одного. Отлично.

― Спи под ним, я устроюсь рядом, ― говорит он.

― Как хочешь.

Мы оба садимся у камня и смотрим на закат.

― Это прекрасный остров.

― Вот это мой мир, ― признается он.

― Я понимаю, почему.

― У меня есть вопрос к Джесс...

Я поворачиваюсь к нему.

― Она слушает.

Он на мгновение колеблется.

― Что случится под этим камнем ― останется под ним, Дими.

Он смотрит на меня искоса.

― Почему ты меня так назвала?

― Думаю, что ты сейчас Дими. Твой Димитрий похож на мою Блэр. Очень немногие видят настоящего тебя. Так что, ты прямо, как моя Джесс. Дими ― это другая сторона тебя, сторона, которую ты создал для себя.

Он качает головой, не утруждая себя спором.

― Тебе хотелось когда-нибудь заставить его заплатить?

Я поворачиваюсь к нему, прямо встречая его взгляд.

― Я заставила его заплатить, Дими. Я убила его.

Он наклоняет голову.

― Стоило оно того? Это то, что тебя вылечило?

― Я не исцелилась, ― говорю я, отворачиваясь. ― Я выживаю. Есть огромная разница. Каждую ночь во снах я все еще вижу его изуродованное тело. Годы не стирают это, только смазывают. Похоже на телевизор, который слышишь, но не видишь. И, отвечая на твой вопрос, ― нет, в конце концов, оно того не стоило.

― Почему нет?

Я качаю головой, сглотнув.

― Потому что это сделало меня убийцей. Это сделало меня тем, кем мне не нравится быть. Это превратило меня из жертвы в такого же, как он. Я забрала жизнь. Оправдано или нет, но это не моя жизнь. Так что нет, оно того не стоило. Хотела бы я, чтобы он страдал? Да. Но жизнь есть жизнь, и забирать ее нельзя ― неважно, по какой причине.

Он долго молчит. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он глядит на заходящее солнце. Задувает прохладный ветерок, щекоча лицо и заставляя дрожать.

― Ночью будет холодно, а на тебе только половина платья, ― наконец говорит Димитрий. ― Возьми мою футболку.

― Ты замерзнешь. Может, на мне половина платья, но, по крайней мере, это большая половина.

Я смотрю на свое кремово-коричневое платье. Хорошо, что у него длинные рукава.

― Джесс, не спорь.

Я удивленно поднимаю брови.

― Ты же замерзнешь. Все нормально. Я буду в порядке.

Он укоризненно качает головой.

― Женщины.

― Это не очень-то вежливо.

Он не отвечает, и мы сидим в тишине, пока солнце не садится.

Я не признаюсь, но я счастлива чувствовать его рядом.

А еще напугана: Бог знает, что может произойти тут ночью.

~ * ГЛАВА 14 * ~

Джесс

Холодина.

Нет, это не то слово. И близко не то.

У меня зубы стучат, и всю трясет так, будто у меня конвульсии. Я чувствую, что Димитрий рядом… но не настолько близко, чтобы получилось согреться.

― Господи, ― ворчит он. ― Холодно. Ты как?

― Я-а-а… ― даже не могу говорить, отлично.

Он перекатывается и садится, вытянув руку. Я чувствую, как он касается моего лица. Тепло. Какого черта у него теплая рука?

― Ты, блин, ледяная.

― Я-а-а…

― Черт, ― ворчит он.

Он на мгновение останавливается, потом глубоко вздыхает и произносит:

― Выйди на секунду.

Делаю, как он говорит, выходя из-под нависающей скалы. Он возится там и зовет:

― Давай обратно.

Я шагаю и тут же врезаюсь в его твердую грудь.

― Ч-что?

― Я не хочу умереть. Ты не хочешь умереть. Тепло тела.

Логично.

Я и не спорю. Мне слишком холодно.

― Просто… не трогай меня.

Без шуток?

― Т-ты с-серьезно?

― Ложись рядом со мной, я тебя обниму, но ты не... не трогай меня.

Отлично. Без вопросов.

Я ложусь рядом с ним, и он притягивает меня в свои объятия, делая ровно то, что сказал. Укутывает меня собою. Обвивается вокруг меня, и я чувствую, как тепло его тела проливается на меня. О, да. Слава Богу. Примерно через десять минут наконец-то начинаю чувствовать пальцы рук и ног, но сон не приходит.

― Я не могу уснуть, ― говорю я, чуть сдвинувшись, чтобы убедиться, что не «трогаю» его.

― Наверное, потому что мы на земле: жестковато.

― Наверно. Хочешь сыграть в игру?

Он издает рокочущий звук.

― Я не играю в игры.

― Ну что ты все портишь!

Он вздыхает.

― Осмелюсь спросить, что за игра?

― Вот и ладненько. Так, мы задаем по вопросу друг другу. Отвечать должны, даже если вопрос не нравится.

― Не пойдет, ― твердо говорит он.

― Хорошо, только если это не очень болезненный вопрос.

― Все равно не пойдет.

― Я буду первой, спроси меня что-нибудь.

Он колеблется минуту или две, но, в конце концов, говорит:

― С тех пор был кто-то после… него?

Я качаю головой и знаю, что он это чувствует.

― Никого.

Он замолкает, кажется, он так всегда делает, когда ему нечего сказать о ситуации. Впрочем, думаю, что большинство из нас молчат, если нечего сказать.