Где собака зарыта

4. Жажда истины задает вопросы истине. Истина задает вопросы действительности. Действительность не отвечает истине. Жажда истины впадает в ярость. Истина ничего не может изменить.

5. Электрокоагуляционную процедуру я вспоминаю как сквозь туман, да и ехал я на нее через стелющийся туман, под колесами велосипеда шелестели листья, а на плейере «Французские сюиты» для клавесина Баха. Все в неясной разреженной атмосфере семи часов утра. В дороге я думал о неком загадочном сходстве, которое роднит все мелодии, сочиненные одним человеком (если он действительно великий композитор), что можно заметить как у Баха, так и у Йоко, не говоря уже о беспрестанном моцартовском пиликанье по одному и тому же месту при видимости богатства. Будто сочинительство сводится к воспроизведению (с большими или меньшими отклонениями) той единственной темы, которую каждый берет в свое собственное пользование и носит в себе, а какой-то внутренний императив не позволяет признать собственной ни одну из мелодий, так или иначе не соответствующую этому образцу. Когда я ждал в очереди на процедуру, в коридор вошла женщина в белом халате и из всего сидящего там угрюмого народа выбрала именно меня, чтобы я помог ей открыть огромную бутыль с мутной жидкостью, что у меня в общем-то получилось, но что-то я при этом сделал себе с рукой, и это было худшее из происшедшего со мной в то утро, потому что до самого вечера я ощущал неприятные последствия. Зато электрокоагуляция на этот раз прошла практически безболезненно, правда, когда я вошел в кабинет, я перепутал санитарку с докторшей, после чего ожидал адской мести со стороны последней, она же подошла к этому случаю с величайшей деликатностью, так что даже раствор у меня не растекся; дальше я должен был не задерживаясь идти на английский, но решил хоть на этот раз остаться верным ранее принятому решению, короче: спать мне хотелось просто по-черному, вот почему дома меня смог разбудить только стук Моники Шевц.

6. Даже если бы Бытие было действительно Бытием и, оснащенное всеми атрибутами Бытия, существовало только как единственное и неопровержимое Бытие, да если бы еще удалось установить, что так есть на самом деле и иначе быть не может, то тогда сразу же надо было бы принять во внимание, учесть нечто такое, что этим Бытием не является, нечто не обязательно важное, но в то же время и не такое, на чем могли бы поломаться идеально подогнанные друг к другу шестеренки Бытия, ну и как же возможно представить Бытие без чего-то такого — сбоку, сзади (может, даже внутри) —?

7. Впрочем, Моника пришла главным образом к Яреку, с чем я, человек добродушный и по природе ко всем доброжелательный, конечно, сразу согласился. А так как Ярека не было (хотя, когда я вернулся с процедуры, он еще спал), и так как приближалось время обеда, и так как у него был выкуплен талон, и так как он не дурак пожрать, то не подлежало сомнению, что он вот-вот явится; мгновенно провернув всю эту мысленную операцию, я предложил Монике посидеть, пока я оденусь, организую чай и т. д. и т. д.; я вылез из постели, Моника удивилась, почему у меня на одной ноге носок, пришлось рассказать ей об электрокоагуляции, а потом (сокращаю, сокращаю) в общем скажем, что уже пришел Ярек, смерил ситуацию мрачным взглядом, пропущенным через очки, а я к нему сразу с такими вот словами: Видишь ли, Ярек, у Моники к тебе какое дело, думаю, что ты должен согласиться. И к Монике: Моника, скажи Яреку, с чем пожаловала. Тогда Моника начала тоном, исключающим какие бы то ни было сомнения, излагать свое в принципе довольно неясное дело: ей бы хотелось утром быть ближе к поезду, и поэтому она предпочла бы эту ночь провести в Жачке, что, в свою очередь, зависит от того, поедет ли Ярек в эту свою Новую Дембу и освободит кровать или нет. А Ярек, может, и поехал бы, ему даже лучше сейчас автостопом, чем утром на поезде, потому как и денег в обрез, да вот только темно уже делается и неизвестно, как лучше будет — вдоль Вислы ехать или через Тарнув. Оно конечно, вдоль Вислы, кажется, ближе, но там вроде машин меньше проезжает. Ярек посмотрел на нас, как будто мы были в состоянии подтвердить или опровергнуть его догадки, а потом впал в глубокую задумчивость, и стало совсем непонятно, о трассе ли вдоль Вислы продолжает он думать или уже о чем-то совершенно другом, как это с ним, Яреком, бывает, когда от него ждут конкретных решений. В итоге Моника, уже собравшаяся уходить, заявила, что в любом случае она придет сегодня вечером посмотреть, как решится вопрос. Тогда Ярек вдруг выдал, что если ей это так важно, то он может пойти спать к брату; Монике эта идея очень понравилась.