Где-то между чёрным и белым (ЛП)

— Ладно, — согласилась она. — Но зачем понадобилось для этого вести меня в галерею?

Он откинулся на стуле.

— Брось, Софи. Ты знаешь ответ. Я хотел, чтобы ты поняла: между мной и Тарой ничего нет.

Софи сложила руки на груди и закинула ногу на ногу.

— Только ты это знаешь, я — нет. Кроме того, почему я должна была это увидеть, а не Эви?

— Эви верит мне на слово, потому что любит, и потому что это то, во что она хочет верить. Я хочу, чтобы она поверила, потому что это правда. Да и с другой стороны, мы оба знаем, что ты меня недолюбливаешь.

— Господи, Кристиан! — Она поставила свой лимонад на стол. — Я тебя не ненавижу. Почему я такой ужасный человек из-за того, что желаю сестре заботливого человека? — Она вздохнула, а затем мягко добавила: — Это все, чего я хочу. И да, я в курсе, это не мое дело.

— Ты права. Не твое. Но Эви вовсе не хочет, чтобы о ней все время заботились. А если ты так не думаешь, то, может быть, не знаешь ее так, как знаю я.

Софи не ответила и не взглянула на него, делая глоток и нервно качая ногой.

— Ты прав. — Она наклонила голову. — Ты прав. Я увлеклась, и у меня нет права говорить вам, ребята, как проживать свои жизни.

— Послушай, Софи. Я не идеален. Никто из нас не идеален. Не все всё делают так, как ты. Признаю, когда Эви становится плохо, я задыхаюсь. — Он скрестил руки. — Я не знаю, что делать, потому что все, о чем могу думать, потеряю ли я ее в конце концов? Ты не представляешь, каково это...

— Что, прости? — перебила она его и положила ладони на стол. — У нее была ремиссия, когда вы познакомились. Ты не знаешь, через что прошла моя семья, прежде чем они, наконец, выяснили, в чем проблема! — ее голос дрогнул. Ей никогда не забыть отца, беспомощно стоящего в дверях комнаты, когда Эви лежала на кровати, плача от боли, увядая. Софи с мамой держали ее, рыдая вместе с ней. Та агония в глазах ее отца навеки останется с ней.

Кристиан провел рукой по лицу.

— Прости. Ты все прекрасно понимаешь.

— Конечно, я понимаю! Почему ты думаешь, я так настырна, когда дело касается ее? Каждый раз... — Она так сильно сжимала кулаки, что ногти впились в ладони. — Она моя лучшая подруга.

— Она и моя лучшая подруга тоже, — произнес он, расправляя плечи. — Могла бы и попытаться вспомнить об этом.

Софи глубоко вздохнула, согласно кивая. Она посмотрела на вывеску «Молочной Королевы». Ей пришлось признать, что было довольно утомительно постоянно спорить с ним. Она была уверена, что многое было бы по-другому, если бы Эви была здорова. Но в этом все и дело — если.

— Твои картины... Они прекрасны, Кристиан.

Взгляд Кристиана просиял.

— Спасибо, Софи. Это много значит для меня.

— Я это от чистого сердца. А Эви видела эти рисунки?

— Видела.

Недалеко от того места, где они сидели, толкая пустую коляску, шла молодая женщина, стараясь удержать свои пакеты и руку ее малыша. Видимо, тот не хотел оставаться в коляске или оставаться здесь в целом, потому что мальчик вырвался от матери и побежал в другом направлении. Пакеты выскользнули у нее из рук, а содержимое одного из них вывалилось, когда она помчалась за своим сыном. Различные косметические бутылочки и баночки покатились по полу, прямо к ногам Кристиана. Он взглянул на кавардак, затем на мать, пытающуюся поймать своего убежавшего ребенка, прежде чем изумленно посмотреть на Софи. Однако он не изъявил никакого желания подобрать вещи, валяющиеся у него под ногами.

Женщина возвращалась уставшая, таща за собой мальчика. Софи принялась собирать вещи и складывать их обратно в пакеты. Казалось, только потом до Кристиана дошло, что нужно сделать то же самое. Он наклонился, поднимая оставшуюся баночку крема для глаз, и передал ее Софи. Словно на автомате, его движения казались почти механическими.

«Ну что за чудик», — подумала Софи.

— Мне так жаль! — воскликнула женщина, пытаясь усадить своего неудержимого ребенка обратно в коляску.

— Ничего страшного, — Софи отдала женщине ее сумки. — Выглядело так, будто вы профессиональный бегун на короткие дистанции.

— К сожалению, да, — ответила она, забирая пакеты. — Огромное вам спасибо! И мне правда очень жаль за причиненные неудобства, — добавила она, посмотрев также на Кристиана из-за плеча Софи. Она быстро ушла — мальчик выл, словно банши.

Кристиан был какой-то загадкой. Когда они сели обратно, Софи удивилась тому, каким искусным обольстителем он казался в тот день, когда они с Эви увидели их с Тарой через окно, и в то же время он, казалось, понятия не имел, как общаться с людьми, что побудило ее спросить:

— Так ты согласишься выставить свои картины?

— Эм, я не знаю. — Он провел руками по штанам. — Тара уж очень крепко ухватилась за одну.

— Но ты этого не хочешь.

— Эх... нет, не хочу, — подтвердил он, почти с болью.

Софи стало интересно, бросает ли его в жар от одной только мысли об этом.

— Понимаю. Думаю, это одна из причин, почему я не пошла в искусство. Я никогда не была хороша в игре по правилам, понимаешь?

— Да, — он тяжело вздохнул. — Не могу поддерживать разговор о работе. Ощущение, будто мне нужно выдумывать, чтобы просто быть принятым.