Где-то на земле есть рай

— Тогда Парамонову конец, — выдохнул Ласточкин. — И я никогда не сумею успокоить эту несчастную женщину, его жену.

— Как она? — спросила я.

— Гораздо лучше. Рыбников по моей просьбе поговорил с ней и попытался урезонить. Она плакала и обещала, что больше не попытается покончить с собой, но, между нами, я не знаю, что она сделает, если получит хоть одно письмо или если эта сволочь опять начнет дышать ей в трубку. — Внезапно Ласточкин немного приободрился: — Слушай, а что, если у Арбатова просто какие-то неприятности и поэтому он пока не может нам помочь?

Я немного подумала.

— Если честно, Арбатов не слишком похож на человека, у которого вообще могут быть неприятности, — сказала я. — Он скорее похож на человека, который любит устраивать неприятности другим.

— Только в роман эту фразу вставить не забудь, — посоветовал мне Павел. — Очень звучно, а главное — по существу.

— Тогда я сейчас же ее запишу, — объявила я, доставая блокнот и ручку.

Однако, пока я писала заветную фразу, в голову мне пришло кое-что другое, и я подумала, что мне стоит поделиться своим открытием с Ласточкиным.

— Слушай, Паша, а что, если письма Ларисе Парамоновой посылала и в трубку дышала, например, его любовница? Ведь первая жена жаловалась на его частые измены. Вряд ли он со второй поменял свои привычки.

— Допустим, — отозвался Павел, поразмыслив. — Только зачем любовнице это делать?

— Ну, к примеру, затем, что именно Лариса Парамонова прихлопнула своего мужа.

Мы как раз выходили из здания, и Ласточкин чуть не споткнулся на ступеньках.

— Лариса заказала Парамонова?

— Да, и теперь любовница хочет вывести ее на чистую воду. Или хотя бы свести с ума, что тоже неплохо. Ведь понятно, какое действие могут оказать на человека письма с того света. Поэтому на письмах нет отпечатков мужа, и почерк подделан настолько хорошо, что даже эксперты признали его за почерк Владислава. Ведь у любовницы наверняка сохранились образцы его записок, а дальше — дело техники. Как ты думаешь?

Ласточкин глубоко вздохнул.

— Я думаю, — проворчал он, — твой роман будет иметь большой успех.

— Павел, — рассердилась я, — для просто любящей жены, которая вдруг стала вдовой, Лариса Парамонова слишком сильно боится, это даже невооруженным глазом видно. Ты меня извини, но почему мы должны верить ей больше, чем остальным?

Ласточкин молчал. Между бровей его залегли две глубокие складки.

— А знаешь, может быть, что-то в этом есть, — неожиданно произнес он. — Действительно, стоило бы отыскать любовницу или любовниц Парамонова и выяснить, чем они сейчас занимаются. Ты права, я как-то не подумал об этом.

Можете смеяться надо мной, но я прямо-таки раздулась от гордости. Ведь я подала Паше Ласточкину дельную мысль, до которой тот не додумался!

Мы приехали в управление и поднялись в кабинет Антипенко. С первого взгляда на Андрея я увидела, что он улыбается, как отпрыск Чеширского кота и Джоконды. Разумеется, мать-природа вряд ли удосужилась бы произвести подобный гибрид, но факт налицо: Андрей сиял, потирал руки и улыбался до ушей.

— А! — весело прокричал он, завидев нас. — Наконец-то! Сейчас мне принесут подписанный ордер, и мы отправимся.

— Ордер на арест? — вздрогнул Ласточкин. — Ты что, уже вычислил, кто убил Алису Лазареву и ее мужа?

— Ну да! Причем я, честно говоря, поражен, как вы сами не смогли его вычислить. Ведь все материалы находились у вас в руках!

— Какие еще материалы? — занервничала я.

— Фотографии, дорогуша! — сверкнул глазами Андрей. — Те самые фотографии, которые ты мне передала! И, когда я стал внимательно их просматривать, меня чуть кондратий не хватил!

Мне оставалось только вытаращить глаза, что я и сделала. Однако Ласточкин, как оказалось, пребывал в не меньшем затруднении, чем я.

— Может, ты перестанешь говорить загадками? — попросил он. — Что тебе удалось найти, в конце концов?

— Убийцу, — блестя глазами, ответил Андрей. — Не более, дорогие мои, и не менее! Но я просто не могу понять, как вы сами его прошляпили.

— Андрей!!! — в один голос рявкнули мы с Ласточкиным. — Ты скажешь или нет?

— А тут нечего и говорить. — Андрей выдвинул ящик и достал из него большой лист бумаги. — Узнаешь?

Это было изображение какой-то черно-белой фотографии советских времен. Школа такая-то, четвертый класс. Ниже шли заключенные в овалы одиночные фотографии школьников с подписями под каждой из них. Смутно мне показалось, что где-то я уже видела этот снимок.

— Это одна из фотографий Оли Бариновой, которую ты переснимала у нее дома, — безжалостно напомнил Антипенко. — Правда, с резкостью мне пришлось повозиться. А теперь взгляни сюда.

Он передал мне второй лист, на котором была напечатана увеличенная часть этой же фотографии.

— Видишь подпись под снимком?

— Ну, вижу, — нехотя признала я, гадая, что за этим последует. — Баринова Оля.

Но Антипенко уже доставал из ящика третий лист.

— А теперь гляди сюда.

И в руках у меня оказалась еще одна детская фотография с того же классного снимка. Упрямый подбородок, внимательные глаза, темные волосы.

— Подпись читай, — велел Андрей.