Где ты, маленький "Птиль"

— О, это вещь! — сказал Орик. — Вы прыгаете с вышки, нажимаете кнопку, срабатывают пружины в обе стороны, и из трубы у вас за спиной вылетают длинные хлысты, растягивая при этом ткань очень туго и ровно, — получается длинный треугольник с точками на концах хлыстов и в вашем поясе — пара длиннющих крыльев. И вы планируете, летите.

— У нас есть похожее! — почему-то радостно заорал я. — Орик! У нас это называется дельтаплан. Только выглядит иначе.

— Планировать — это колоссально. На дальность полета, полеты по кругу, акробатика.

— Ой, попробовать бы, — сказал я, вздохнув.

— Без учебы? — сказал Орик. — Это опасно, Митя.

— Приятно: вы сразу запомнили наши имена, — сказал папа.

— А вы запомните еще одно имя: Пилли. Это молодая женщина, которая будет убирать ваш дом и готовить вам пищу.

— И будет нашей… прислугой? — Это уже спросил папа. — Странно. Очень странно. Мы к этому не привыкли.

— О, что вы, если это делает не мужчина, как было на корабле Карпия, а женщина, то это для вас большая честь, так как искусство готовить у политоров — это культ. И если этому учат специально, а Пилли училась, то это могли позволить только женщинам древнего рода. Это высокое искусство.

— А вы знаете, Орик, почему ваш род древний? Что такое совершил ваш предок? Или он был богат? — спросил папа. — Мы уже подлетели, — сказал Орик. — Во-он ваш дом. Мой предок? Это очень смешная история, которая произошла много сотен лет назад, еще до начала цивилизации. У нас тогда водились, да и сейчас водятся, ну, такие… свиньи… кабаны… у них над рылом длинный, очень твердый и очень острый клык. Однажды мой предок удирал от такого вот кабана. Он никогда не умел (так записано в книгах) быстро бегать, но тут он летел, как копье, а кабан — за ним. Но оказалось, что мой предок не только быстро бежал, но и очень быстро думал, чего за ним никто никогда не замечал. Как копье он ворвался в поселение врагов, резко упал, вскочил и умчался обратно. А кабан всадил свой острый клык прямо в пузо вождя врагов. Это был колоссальный расчет, вроде точнейшей посадки корабля на незнакомой планете. За этот номер, кстати, он тоже был избран вождем. Вот я из каких.

Насмеялись мы вволю.

— Вы не заметили, заболтавшись со мной, что мы уже сделали четыре облета вашего дома, и я видел, как четырежды Пилли махала нам из окна — пора обедать, летим. Я не обижусь, кстати, если вы, оставшись одни, подумаете: отличный парень, этот Орик, а вдруг это не случайно, вдруг такого к нам и должны были приставить — гида-сторожа-разведчика. С таким, как он, вполне можно подружиться — и рассказать ему больше, чем следует. Я не обижусь: так вы и обязаны думать, судя по вашей беседе с Горгонерром. Все. Обедать!

Мы молчали. Машина плавно и мягко пошла на посадку над высокой решеткой вокруг нашего дома прямо к плавательному бассейну. Мы сели, и папа сказал:

— Так ли, этак ли, Орик, но вы обронили одну фразу, — вы сказали, что записывающих устройств в нашей машине вы не обнаружили. Допустим, я вам верю, и поэтому прямо спрашиваю: могут ли быть подслушивающие устройства в доме?

— Допускаю, — сказал Орик. — Я внимательно осмотрю его и, если обнаружу их, то тут же прихлопну.

— Но постойте! — воскликнул папа, — Это же, это же… Мы же инопланетяне, мало ли что… Горгонерр…

— Я вас понял, — сказал Орик. — Если Горгонерр узнает, что я вытворил такое, будет крупный разговор, но у меня есть аргумент: я, по сути своей, не подслушиватель. Если я должен глубоко узнать вас, проникнуть в вас на благо Политории, то я предпочитаю сделать это с помощью своего ума и интуиции.

— Вы смелый… политор, — сказал папа.

— А иначе какой смысл жить? — сказал Орик, но просто, вовсе не возвышенно.

— Да, — сказал папа, — конечно, мы с Митей вольны думать о вас как угодно (это вы сами заметили и даже предложили нам), но мне бы не хотелось, чтобы Горгонерр сменил нам гида.

— Я постараюсь, — улыбаясь, сказал Орик, и в этот момент дверь внизу башни-пики открылась, и из нее вышла и подошла к нам очень молодая женщина такой невозможной красоты, что я задохнулся. Как нежное облако… нет-нет, не то…

Она сказала, и меня качнуло, я ахнул. Она сказала:

— Владимир, Митя, Орик! В чем дело?! Распустились! Сколько времени я должна ждать вас?! Ни капельки такта! Кстати, меня зовут Пилли. — И она поклонилась мне и папе. Если бы не этот ее поклон, я бы почувствовал, будто мы на Земле.

— Привет, Пилли, — сказал я. — Пошли, я голоден, как черт.

11

Минуты три Орик простоял на коленях перед Пилли, умоляя ее простить его: он не может обедать с нами, он занят. Пилли потрясающе разыграла оскорбленность и в конце концов простила его. Нам он сказал, что до вечера мы можем делать что угодно — спать, гулять по городу, на всякий случай вот номер его аппарата, вот два микроаппаратика — звонить из любой точки, где бы мы ни находились, вот номер аппарата Пилли, сам он появится вечером, а Пилли, покормив нас, уйдет или побудет с нами, если мы этого захотим.