Где живет моя любовь

– Хочешь, помогу? Я умею, – предложил я, но Мэгги в ответ что-то неопределенно буркнула, и я удалился. Взяв со столика журнал, я вышел на балкон, чтобы немного почитать при свете карманного фонарика, однако уже через несколько минут я услышал, как что-то железное брякнулось в раковину, и Мэгги громко вскрикнула. Отшвырнув журнал, я бросился на помощь. Распахнув дверь ванной, я увидел, что Мэгги наклонилась к зеркалу и рассматривает что-то у себя на голове. Не обратив на меня внимания, она запустила в волосы пальцы и принялась их тщательно перебирать – совсем как мама-обезьяна, которая ищет паразитов в шерстке у своего малыша. Лишь какое-то время спустя Мэгги на миг замерла, раздвинула волосы, упавшие ей на лицо точно занавеска, и взглянула на меня краем глаза.

– Скажи, это то, что я думаю? – спросила она с негодованием.

– Где?

Мэгги закатила глаза.

– Вот! Да смотри же как следует!..

Я шагнул вперед и при свете светильника над раковиной внимательно вгляделся в ее густую шевелюру.

– Ах, это… – Нащупав одинокий седой волос, я намотал его на палец и выдернул.

– Ай! – Мэгги сердито прищурилась. Я продемонстрировал ей волос и уже собирался сказать что-нибудь шутливое, но Мэгги не дала мне этой возможности. Помахав пальцем у меня перед носом, она отчеканила:

– Ни слова, Дилан Стайлз!.. Ни одного слова, иначе…

«Слушаюсь, мэм», – благоразумно промолчал я.

В течение еще двух недель мы регулярно гуляли по улицам Чарльстона или катались в конных экипажах, заново подстраиваясь друг к другу. И уже очень скоро мы стали понимать и чувствовать друг друга еще лучше, чем раньше.

Домой на ферму мы вернулись в начале марта. В первый же вечер мы отправились к могиле нашего сына и там, на берегу, сразу услышали трубный зов волынки. Скоро появился и Брайс, одетый в полную парадную форму со всеми регалиями. Как обычно, он вкладывал в игру всю душу, отчего его лицо сделалось пунцовым, словно запальная свеча. Мэгги шагнула к нему и поцеловала в щеку. Брайс ничего не сказал, только повернулся и стал спускаться к реке, но я заметил, что его веснушчатое лицо блестит от слез.

Побыв у могилы сколько-то времени, мы пошли назад к дому. На подъездной дорожке нас поджидал новенький красный трактор фирмы «Мэсси Фергюссон». Некоторое время мы описывали вокруг него широкие круги, словно это была змея, но потом решили, что он нас не укусит и – а это было куда важнее – что никто не обвинит нас в том, что мы его угнали. Сзади кто-то привязал к трактору с дюжину пустых банок из-под «Старого Милуоки» и прицепил картонный плакатик с надписью: «ТОЛЬКО ЧТО ОЧНУЛИСЬ!!!» На капоте красовалась сделанная аэрографом надпись «Мэгги любит Дилана». Шутка была довольно избитой, но кто я такой, чтобы перевоспитывать Брайса?

Весь следующий день мы не слезали с трактора, причем правила все время Мэгги.

В конце концов наша жизнь в Диггере вернулась в нормальную колею (если, конечно, в нашем городке вообще было что-нибудь нормальное). Вернулась любовь… Казавшиеся холодными лица расцветали улыбками, которые шли от всего сердца. Что касается меня, то я ощущал запах гардений, даже когда они еще и не думали цвести. И редкий день проходил без того, чтобы я не отправился к берегу реки, чтобы смахнуть с могилы сына пыль и старые желуди.

Глава 3

К середине марта силы и здоровье вернулись к Мэгги почти полностью. А вместе с ними проснулась и ее страсть к садоводству. Как-то утром, устроившись на качелях на парадной веранде, она несколько часов набрасывала план двора (вид сверху), прикидывая, каким должен быть наш сад. На следующее утро, сжимая в руке исчерканные листы бумаги, Мэгги взяла меня за локоть и, трогательно моргая своими прекрасными глазами, сказала:

– Мне бы хотелось приобрести пару новых саженцев для нашего сада. Ты не против?..

Как бы в подтверждение своих слов, Мэгги взмахнула у меня перед носом своими набросками, и я понял, что следующий шаг на пути к «нашему саду» обойдется недешево. С другой стороны, я прекрасно понимал, что работа в саду раскрепостит разум Мэгги и даст ей возможность успешно разобраться с двумя серьезными вопросами, которые по-прежнему оставались не решены. Первым был вопрос о том, сможем ли мы когда-нибудь иметь собственного ребенка. Второй заключался в том, что мне все еще предстояло объяснить (а ей – понять), что же все-таки я делал на протяжении четырех с половиной месяцев, которые она провела во сне. Вот почему я не стал спорить. Поглядев на двор, где при моем попустительстве разрослись трава и сорняки, я повернулся к Мэгги.

– Всего пару?

В ответ Мэгги слегка выгнула брови и ответила, хитро улыбаясь:

– Ну, может быть, штуки четыре или пять.

Потом она натянула безрукавку, влезла в джинсовый полукомбинезон, надела кроссовки и спрятала волосы под старой бейсболкой. Когда мы с Блу загрузились наконец в пикап, Мэгги уже сидела в кабине, нетерпеливо притопывая по полу ногой и делая какие-то пометки в своих чертежах.