Гебдомерос

Куда вернуться? В карьер? Гебдомерос избегал этих мест, где весь год хозяйничала лихорадка, а владельцы гостиниц вместо соли и перца выставляли на стол сульфат хины. Жизнь улицы, по обе стороны которой расположились небольшие особняки, откуда доносились жалобы фортепиано (по утрам подростки мучили их своими ежедневными упражнениями), была размерена по часам; она была скучна, но по большому счету логична и не лишена полной скрытых слез поэзии. Как Гебдомеросу, так и его ученикам все здесь казалось вполне нормальным; они бы даже не отказались насладиться несколькими днями отдыха в этом тоскливом, однако умиротворяющем месте, но тут нечто необычное привлекло их внимание и заставило убедиться, что все происходящее отнюдь не столь нормально, как им думалось прежде. Перед каждым особняком имелся небольшой садовый участок с шезлонгами и скамейками, на первый взгляд плетенными из ивовых прутьев; на скамейках в полный рост лежали гигантские, будто каменные, старики. Гебдомероса удивило, что сидения выдерживают такую тяжесть, и поделился своим недоумением с друзьями; однако, подойдя ближе, он увидел, что скамейки были сплошь металлические и сплетены из окрашенных под цвет соломы стальных прутьев, а следовательно, рассчитаны на весьма солидный вес. Старики же были живыми, да, живыми, хотя жизнь в них еле теплилась; и они подавали слабые признаки жизни, иной раз двигались только глаза, голова оставалась неподвижной; их шеи, вечно пребывавшие в неудобном положении, причиняли им страдания, поэтому они старались избегать малейших движений. Иногда их щеки розовели, а по вечерам, когда солнце садилось за ближайшими холмами, поросшими лесом, они разговаривали, делясь воспоминаниями о прожитых годах. Они рассказывали о том, как охотились на косуль и глухарей во влажных, темных даже в полуденные часы лесах; вспоминали, как много раз, схватив ружье за ствол и размахивая им как дубинкой, они бросались друг на друга, сжимая в другой руке рукоятки своих охотничьих ножей. И всякий раз причиной потасовки был загнанный зверь, каждый из охотников считал себя первым, если не единственным, претендентом на добычу. Однако в один из вечеров огромные старики не возобновили свой разговор; спешно вызванные обследовать их специалисты пришли к заключению, что слабая жизненная энергия, питавшая их, иссякла, и холод сковал их от пят до самой макушки. Тогда принято было решение убрать стариков, чтобы они не загромождали и без того небольшие садовые участки; был приглашен некий скульптор, во всяком случае считалось, что он скульптор; человек этот, одним своим видом вызывавший беспокойство, страшно косил, а речь свою перемежал глупейшей игрой слов и грубыми шутками. Он прибыл с саквояжем и, достав оттуда всевозможных размеров молотки и стамески, немедля приступил к работе; один за другим огромные старики были разбиты, а их каменные останки разбросаны по пляжу, тут же приобретшему вид поля битвы после сражения; а над черными скалами готических очертаний встала луна; бледная и холодная, она поплыла над облаками. Гебдомерос и его друзья, расположившись на плоту, словно жертвы кораблекрушения, смотрели в сторону Юга; они знали, что там, откуда дул ветер, за этим морем, с волнами опрокидывающим на берег горы пены, была Африка; да, там были города, опаленные неумолимым солнцем, были жара и дизентерия, но были и освежающие оазисы, утоляющие все желания, где в целомудренные часы зарождающегося дня, когда с верхушек пальм падают спелые финики, на вас нисходит странное тихое благоразумие; но нечего было думать об этом; Гебдомерос разглядывал тучи, бегущие на Север, туда, где небо было еще чистым; но вскоре и та часть небесного свода покрылась облаками, сначала воздушными и прозрачными, подобными огромной вуали, увлекаемой вверх чьей-то невидимой рукой, затем более плотными, более густыми; и в короткое время все небо почернело. Гебдомерос любил Север, он всегда его любил;[60]

тем не менее он счел благоразумным обратиться к своим товарищам с такими словами: «Однако это не значит, друзья мои, что вам никогда не следует двигаться в направлении Юга или Востока; придет день, когда вы не только отправитесь туда, но и останетесь там; там – крепости, которые нужно взять хитростью; лобовые атаки приведут лишь к разрушениям, потерям техники, человеческим жертвам; в огромном мире сил, враждебных вам, больше, чем благоприятствующих; а посему усердно овладевайте тактикой и стратегией, сражайтесь не только отважно, но умело и разумно, одной смелости недостаточно. Недостаточно того, чтобы ваши друзья, ваши родные, даже те, кого вы не знаете, но кто знает вас и с сочувствием и вниманием следит за вашими делами и подвигами, однажды смогли бы сказать: „Он пал смертью храбрых". В этих словах вы бы усмотрели лишь сожаление по поводу того, что ваша молодость растрачена в простых радостях еще до того момента, когда зрелость, пробудив глубинный пласт благоразумия, принудив вас к дисциплине и работе, увенчается победами более яркими и значительными, способными озарить вашу жизнь огнем бессмертной славы. То, что жарким летним днем вдоль канав трудятся, сняв пиджаки, прокладывающие канализационные трубы инженеры, не должно вызывать в вас угрызений совести и желания подражать им; когда из водопроводных кранов ваших домов идет и холодная и горячая вода, когда над вашей едой упорно кружатся мухи, когда в ваших буфетах портятся колбаса и молочные продукты, думайте об охоте в полярных широтах; размышляйте о морских львах, вцепившихся зубами в беспокойно покачивающиеся деревянные шлюпки; думайте и о гигантских еловых лесах на склоне высоких гор; о том часе, когда солнце медленно исчезает за вершинами скал в застывшем воздухе и с его заходом открывается путь свежим ветрам, пробуждающим к жизни цветы и прочие растения и заставляющим зверей выходить из своих берлог и убежищ, куда загнало их полуденное пекло. Думайте также о тех благословенных городах, над которыми круглый год простирают свои благодатные покровы туман и влажность, где светловолосые дети могут целый день наблюдать диск солнца, где у людей светлая кожа и голубые глаза, где художники долго трудятся над портретами и морскими пейзажами, и однажды, когда работы будут наконец завершены, потребуется лупа, чтобы рассмотреть их».