Гебист магнетический

Лишь немногие люди в руководстве партии и, конечно же, в КГБ знали подлинный смысл произошедшего. Знали, что Черненко слаб не от возраста, а по причине тяжелейшего отравления, чудом пережитого им за полгода до смерти Андропова. Знали, что идея назначить Черненко своей марионеткой на посту генсека пришла в голову министру обороны СССР маршалу Устинову, и была реализована им при поддержке первого заместителя предсовмина СССР, министра иностранных дел СССР Громыко. Знали, что безвольное решение Пленума ЦК означало в сути своей согласие на сосредоточение всех основных рычагов политической и государственной власти в СССР в руках маршала Устинова, который как член Политбюро контролировал наряду с Вооруженными Силами СССР так же и отрасли ВПК. То есть был военным "суперминистром", продвинутым в свое время на министерский пост Андроповым. С февраля и до момента смерти в декабре 1984г. маршал Устинов был в СССР одновременно и ЦК, и Совмин, хотя официальная политическая пропаганда продолжала жонглировать словами о "руководящей и вдохновляющей роли КПСС". Но, конечно, в дни похорон Андропова только особо посвященные знали или догадывались об этих раскладах. Остальная масса, включая и меня самого, в душе изливала негодование на бедного Черненко.

***

В человеческом сообществе, наверное, трудно придумать ситуацию, в которой было бы так же мало подлинно человеческих чувств, как мало присутствует их на всякого рода государственных похоронах. На тех похоронах лидеров брежневской эпохи, которые мне довелось наблюдать собственными глазами, таких чувств, по-моему, не было вообще. Лишенным малейших признаков таинства и трагизма был сам ритуал похорон. Открытый гроб с телом покойного устанавливали перед входом в ленинский Мавзолей, ногами в сторону Кремля, а головой к армейским коробкам, выстроенным под знаменами родов войск вдоль стен ГУМа. В изголовье гроба, пред ликом отчужденно взирающего на них со всех сторон великого Государства, смущенно жмутся несколько ближайших родственников умершего. И вот большие начальники, в надвинутых глубоко на уши меховых шапках, медленно появляются на трибуне Мавзолея; кремлевские куранты бьют двенадцать, и вслед за этим начальники принимаются бросать в гроб сверху вниз свои тусклые, словно свинцовые чушки, слова. Именно так все и происходило двадцать лет тому назад, 14 февраля 1984г., на похоронах Андропова.

День тогда выдался солнечным, почти весенним, с легким свежим морозцем. Небо было чистым, синим. Мне по пропуску досталось место на левой гостевой трибуне, тесно заполненной иностранными гостями, представителями московских коллективов и организаций, работниками аппаратов ЦК и столичных парткомов, военными. Рядом со мной стоял, зябко втянув голову в плечи и подняв воротник теплой куртки, мой коллега из Отдела науки ЦК. В структуре отдела имелся сектор, который занимался партийными организациями учреждений здравоохранения. Он так и назывался — сектор здравоохранения. Мой сосед на трибуне был давним работником этого сектора и по долгу службы неплохо разбирался в закулисной жизни советских медицинских кругов. Мы с ним вполголоса обменивались комментариями по поводу разворачивавшегося перед нашими взорами похоронного действа. Честно сказать, для меня явилось тогда сюрпризом, что, судя по его отдельным сдержанным репликам и мимолетным гримасам лица, он, в отличие от меня, явно не был поклонником политических талантов Андропова.

Между тем с трибуны Мавзолея слабым голосом, задыхаясь и всхлипывая, перечислял высокие достоинства "безвременно ушедшего от нас" новый генсек Черненко. Много лет, еще с войны, он страдал эмфиземой легких, вдобавок был заядлым курильщиком. Поэтому легкие были самым слабым местом его сибирского организма. Не помню точно, то ли в своей речи на митинге, то ли накануне, выступая на Пленуме, Черненко обронил об Андропове фразу: "нам всем будет его не хватать". Увы, он и не предполагал сколь непродолжительными окажутся его страдания, вызванные "нехваткой Андропова". Осенью того же 1984г. служба личной охраны и кремлевские врачи вынудят Черненко отправиться в очередной отпуск в сырой холодный воздух горного санатория в Кисловодске. Там он окончательно сляжет. Через десять дней после ухода в отпуск врачи в экстренном порядке вывезут его обратно в Москву, но уже на носилках. Спустя несколько месяцев больничных мук, 13 марта 1985г. мертвое тело бедного генсека Черненко уложат в промерзшую землю рядом с тем, кого, как он надеялся, ему ещё долго будет не хватать.