Гейдар Алиев

— Это было уже после его отставки, в больнице на Мичуринском проспекте. Мы тепло, как всегда, поздоровались, разговорились. Вид у Гейдара Алиевича в ту пору был неважный — заметно похудел, казался изнуренным. Отошли мы в сторонку, присели. И он бросил фразу, которая мне запомнилась. Дословно я ее не приведу, а смысл такой: все-таки меня не уничтожили, мне удалось остаться живым, теперь я выберусь. Он говорил так, что было понятно: речь идет не только о физическом здоровье. По слухам, его хотели убрать, но не смогли.

Впору задаться вопросом: кому так сильно мешал Алиев, уже ушедший в отставку? Московским вершителям судеб? Алиев понимал истинное лицо Горбачева, Яковлева, выступал против них. Но здесь, скорее, дело ограничивалось ненавязчивым сервис — контролем: прослушками и тому подобными штуками. Силам, которые рвались к власти в Азербайджане? Алиев не раз говорил, в том числе и своим армянским друзьям в Москве, в частности, заместителю министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Союза Араксляну: «Если бы я был в тот период в Азербайджане, никакого Карабаха, никакого Сумгаита бы не было».

— Это точно, — добавляет Юрий Петрович Баталин. — Я убежден в этом. Алиев сумел прекратить войну в Карабахе. Начались переговоры. Понимаю, как трудны такие переговоры. Но какими бы долгими они ни были, все равно это лучше войны.

В одно время с Алиевым в больнице на Мичуринском проспекте оказался писатель Альберт Лиханов.

— Спецы по политическим отношениям считали уже опасным для себя общаться с Алиевым, — рассказывает Альберт Анатольевич. — А я решил его проведать. У Гейдара Алиевича в это время был Ильхам, мне показалось, что он чем-то расстроен. Ильхам деликатно поднялся и вышел, а мы как-то незаметно разговорились и проговорили до позднего-позднего вечера.

Лиханова поразила палата, в которую определили Алиева («палатка», по его словам), убогая, тесная.

— Даже у меня палата была лучше. А у одного из правительственных чинов, к которому я тоже заходил, — шикарный люкс со своей кухней и буфетом. Мне ужасно обидно было за Алиева.

В тот долгий зимний вечер Алиев был очень откровенен.

— Он вспомнил Нахичевань, свою семью, как начинал, как строил свою жизнь. Видно было, что он сам увлекся воспоминаниями, — замечает Лиханов. — Потом дошли до новых времен… Алиев сказал, что ему нанесли удар, и прямо назвал Горбачева. Сказал, как его, Алиева, предавали, впрочем, это характерно для нашей истории… Он говорил, ничего не боясь, ни на что не оглядываясь, хотя там, конечно, были прослушки.

После этой встречи мы с ним наладились по вечерам гулять. Я запомнил его пораженным несправедливостью, но несломленным… Гейдар Алиевич — очень сильный человек, блестящий организатор.

Всю свою жизнь был предан делу, был предан партии. И обидели его ни за что. Он работал не за страх, а за совесть.

Один из царей в Александрии спросил Евклида, не существует ли простого способа познакомиться с геометрией.

«Царского пути в геометрии нет», — ответил Евклид.

— Нет царского пути и в управлении, — любил добавлять Алиев. — Надо учиться. А тот, чьи притязания превосходят его знания и способности, всегда терпит поражение.

Глава VII. «Я НЕ КАМЕНЬ, НЕ ЖЕЛЕЗО, А ЧЕЛОВЕК»

19 октября 1987 года, Москва

В Кремле открылась сессия Верховного Совета СССР. В президиуме — руководители палат Верховного Совета, правительства, члены Политбюро.

«Порой кто-то входил, кто-то выходил, — вспоминал об этом дне Гейдар Алиевич. — Горбачев сидел передо мной. Вижу, он встал и вышел. Погодя поднялся и Лигачев, кивнул Рыжкову, чтобы и он вышел в комнату президиума. Там мы собирались до заседания, в перерывах пили чай. Через некоторое время пригласили меня.

Горбачев, начав со мной разговор, сказал, что, по его мнению, я должен уйти из Политбюро и Совмина. Я сказал, что причины, по которой я должен уйти, не знаю. Я не считаю, что должен уходить, но если вы так считаете, то возражений у меня нет. «Тогда вы должны сказать, чтобы мы знали: уходите по собственному желанию или по болезни».

В перерыве я отправился домой. Мои сын и дочь были дома. Объяснил им ситуацию. Молодцы они! Сказали: папа, ты не беспокойся, что ж такого…

Вечером, придя к Горбачеву, я сказал, что ухожу. Да, я ухожу, и можете заявить, что ухожу по состоянию здоровья. Он встал, обнял меня, поцеловал и сказал: «Большое спасибо, Гейдар Алиевич!»

К этому времени они были знакомы уже почти два десятка лет. Встречались на пленумах ЦК партии, сессиях Верховного Совета… В 1972–м Гейдар Алиевич с семьей отдыхал в Пятигорске. В один прекрасный день позвонил Горбачев, сказал, что хотел бы проведать, посмотреть, как отдыхается. Приехав, пригласил в Карачаево-Черкесию. Таким вниманием первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС одаривал далеко не всех секретарей и министров, отдыхавших в его вотчине.

Особое внимание, понятно, первым лицам: Брежневу, Андропову, Косыгину… Однажды Михаил Сергеевич пробросил Андропову давно заготовленную фразу: