Гейдельбергские влюбленные

И когда Зинаида приготовилась садануть незваного гостя новейшим восточным манускриптом, Дмитрий с разворота сразил, как он полагал, трусливого нахала, скрывающегося у него за спиной.

Зинаида повалилась на пол. И потеряла сознание. Дмитрий устрашился невольно совершенного. И с него сдуло весь его воинственный пыл. Он дрожащими руками поднял девушку и отнес на диван. Затем схватился за диковинную книгу и стал ею обмахивать свою жертву. Чуть позже вспомнил и про искусственное дыхание. Почувствовав, что опасность миновала, Дмитрий отер обильный пот со лба. И уставился на незнакомку долгим оценивающим взглядом.

Ах, молодость, молодость! И все-таки ты безумна! Вероятно, это главное твое достоинство.

Девушка была так пригожа и находилась с ним наедине в такой соблазнительной близости!

Из сострадания и любопытства он поднес свои губы к ее щеке.

Вот, оказывается, ради чего его собратья преследуют женщин!

Он пытался внушить себе, что нехорошо использовать беззащитность красавицы. Да разве он какой-нибудь ветреник!

И Дмитрий вновь запечатлел поцелуй. Теперь уже на ее устах. Не столь невинный и не столь торопливый.

Вскоре Зинаида открыла глаза и села.

Первыми ее движениями были оправить платье и взяться за книгу.

Зинаида строго и сдержанно, как нашкодившему школяру, принялась выговаривать явно находящемуся не в себе молодому человеку, непредвиденно вставшему перед ней на колено, что существовать воровством в приличном обществе зазорно, а ежели сударю недостает средств на пропитание, то она готова откликнуться на его горе, хотя, конечно, много подать не в силах.

Дмитрий приносит извинения, просит пощады. И желает объяснить ситуацию.

Зинаида велела ему сесть рядом и обо всем поведать.

Свет в комнате приглушен. Ни лица повествующего Дмитрия, ни лица внимающей ему Зинаиды не разглядеть.

(Рассказчик поет)

Вам нет проходу от цветов —

Всяк отличиться хочет,Кто розы дарит вам, а ктоБукет из скромных строчек.Примите белый мой тюльпан.Он не умрет без влаги.Он станет улыбаться вамС квадратиков бумаги.И незабудки расцветут,

Хотя снега не тают.И будут вечно тут как тут,Когда их не хватает.

Далее с Дмитрием и Зинаидой творится странное: ведут они себя очень церемонно, как чопорные и по этикету слегка жеманные кавалер и дама века пышных и напудренных императриц. Очевидно, в эдакой полумаске они менее скованны.

Зинаида не склонна считать Дормидонта паршивцем и записным сердцеедом и твердит о его возрасте, о его крайне необузданной игре воображения. Разумеется, Дормидонту выходка его с рук не сойдет, и ему не избежать сурового наказания.

Дмитрий рассуждает, что дело, по-видимому, в тонкой материи безгрешной страсти, поэтому у Дормидонта, пожалуй, есть веский повод для снисхождения.

Зинаида стоит за необходимость круга, перехлестнувши который, чувства низки и преступны.

Он замечает ей, как она кротка и воспитанна.

Она — как он мужественен и добродетелен.

Он — что-то про таинственность и печаль в ее очах.

Она — нечто о его светлом и неоцененном уме.

Она вымаливает у Дмитрия покровительство над ее влюбленным непутевым братцем.

Он — клянется, что позаботится о его счастии.

После чего Зинаида сказала себе: это мой Дмитрий, никому его не уступлю!

А Дмитрий мысленно повторял: Зинаида моя, Зинаида!

Дмитрий и Зинаида разом подымаются. Она роняет книгу. Протяжный и обоюдоострый поцелуй.