Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

Слушать истории под текучий голос Егора я могу хоть тысячу следующих лет, так он меня успокаивает и примиряет с тем болезнетворным, что не дает дышать. И его голос уже не здесь, звучит эхом в моих мирах — знакомый, близкий, основополагающий звук, как первое движение и знание, он толкает вперед, когда я уже не могу никого спасать, он заставляет меня «быть». Этот голос как душевный раскат — не дает мне спать, прятаться в себе, тащит и тащит наружу от самой себя, той глубокой, которая стремится затянуть меня обратно. И я остаюсь «наверху», в гуще физической жизни… и готова быть тут снова и снова: где его голос, там и я. Приросла я к пню на котором устроилась, стала его отростком, и так мне это по нутру — быть частью живого духа тайги, но дети уйдут, и я заскучаю, затоскую по их искрам и счастьем брызгающим мечтам, не могу я без них. Подняла себя с трудом, обошла Егора, похлопав его по спине, мол, «не прерывайся, я пошла», он мне руку пожал в ответ, и я поплелась в гору за холмы и, конечно, на «Черную скалу».

Намеренно обошла все предупредительные заграждения и по пологому склону пробираюсь, выше и выше; почему меня так нестерпимо тянет наверх, куда-нибудь, где небо «рукой достать» и так просто потрогать горизонты? Когда открывается такой исполинский панорамный вид, будничное кажется не просто мелочным, а несуществующим по равенству с такой пространственной безмерной перспективой. Протягиваю руку и трогаю «Красную Горку», что раскинулась через долину напротив, она сейчас вся в моей ладони, и если смотреть с этой точки на тот день, когда «Гелен Аму» перестанет быть сказкой для детей, а станет реальностью, я держу руку на этом самом месте, где стоит этот город, его башни и храмы видны далеко и только кажутся миражем; каждый, кто живет сегодня, является частью этого миража…

Но пора отключаться от «безвременного», бегло смотрю вниз и вижу, где сосредоточена игра, теперь мне понятно, в какую сторону идти, я развернулась, хотела начать спуск по тропинке вдоль обрыва на восток, как метнувшаяся тень задела меня сильным толчком в поясницу, крутанув в сторону пропасти, и из безопасной зоны я мгновенно потекла с землей в низину мыса, а там все, все… Хватаюсь, хватаюсь за кусты, а они не удерживают меня, слабые… Но что-то тащит наверх, за мою косу как за веревку что-то тянет и выволакивает наверх пока неведомая мне сила. Коса зацепилась за куст, боль дикая, но остроспасительная; в какой-то момент земляные кучи начинают сыпаться сверху и под тем, кто меня тащит и пыхтит, я так и не вижу, кто это. Теперь мы стекаем уже поточной кучей с землей и кустами, но вдруг происходит рывок, и еще один, и вот я под рукой Женьки Маслова, он тянет нас еще выше и выволок, держась за подземный корень исполинской сосны, мы уже выложились на тропе у края обрыва… Лежим, дышим, грязные, в земле, мой скальп ноет от натуги; Женька все еще на мне, так он меня и выволок, подтянув под себя, закрывает мне рот и нос и сейчас убьет своим нутром. Накачанный адреналином он полез ко мне целоваться! Скидываю его, слабенько так, уж насколько хватило сил, и отползаю под спасительницу-сосну, это она нас своим корнем вытащила:

— Ты со мной скатился! Чуть-чуть осталось и рухнули бы… — отираю лицо от земли, все еще тяжело дышу, но улыбаюсь, хочется смеяться от счастья, а может, от адреналина.

— Ну не упали же! Совсем спятила!? Ты че творишь?! — он тоже вытирается руками, которые в земле и становится еще грязнее, в глаза не смотрит, кажется, ему неловко, что он полез ко мне целоваться.

— Меня кто-то толкнул? Ты видел? — поясница ныла от удара, надо было мощно меня пихнуть, чтобы я вылетела в пропасть, стояла я совсем не на краю…

— Слушай, мне показалось? Что-то точно мотнулось, но я только поднялся и не понял, куда ты делась, а там уже не думал… — он тоже стал улыбаться, все-таки такое дело — заново родились!

— Да уж, прямо чувствую, что лежу уже внизу… Пришлось бы кран вызывать, там такая расщелина! Ты видел сам-то куда полез? Ты за мной пошел!? — как он вообще тут оказался?

— Как ты догадалась? — сарказма было многовато.

— Представляешь, ты человеку жизнь спас! Поверить не могу, бред какой-то… — секунда и все, ничего нельзя было бы изменить, и снова меня нет.

— Если бы я не поднялся за тобой, то все? Да? — он тоже испытывает потрясение от такой сиюминутности, разделяющей жизнь и смерть, вместе и раздельно…

— Я бы не вылезла сама, честно… Ты даже не подумал, что сам свалишься!? Пошли к палаткам медотряда, спина дико болит.

В развалку, как участники реальных боевых действий, мы выползали из леса на поляну. Егор уже увидел нас и стремился навстречу. Я шепчу Женьке:

— Только не говори Егору, что меня скинули, а то он сезон на хрен закроет, самой разобраться надо. Умоляю, Жень! Да? — но я не успеваю посмотреть на него.

— Хорошо, — он только успел шепнуть, а Егор уже накинулся.

— Ну и что это, опять начинается? Малая! Ну, так же нельзя! Ну что с тобой такое? — он подхватывает меня практически под мышки и тащит к палаткам, там сажает на скрученные одеяла.