Гелен Аму. Тайга. Пионерлагерь. Книга первая

Но после нескольких часов полного погружения в программу ни одной посторонней мысли уже не тревожило, появилось мышечное напряжение, спала я всего-то пару часов, и сегодня ночью мне уже не отоспаться, встречаем «Рассвет»! Недолго думая — тащиться в корпус неохота, да и спать там не дадут, улеглась на корявом диване — если не высплюсь, то и «Рассвета» мне не видать, а это самое важное мероприятие из всех пионерских занятий, ну для меня это так.

* * *

На востоке, среди тысячелетнего бурелома вызрели лысые холмы, они не столь высокие как скалы, но именно в этом месте создается невероятный оптический эффект: рассвет приходит не с одной стороны, а накрывает все видимое пространство мгновенно, и неожиданно сверху с темного неба льется розовый свет. Не удивлюсь, если среди нас есть те, кто и описался случайно в этот момент, и ничего комичного: кто не видел такое явление и представить себе не может его воздействие на тело и психику, оно отнюдь не романтичное, а шоковое, тут начинаешь верить в чудо как фанатик. Все верят! Поэтому сложилась такая традиция, и все приходят встречать «Рассвет» только в это место, находится оно не так уж и близко от лагеря, но каждый, кто хоть раз застал рассвет здесь, поймет — оно того стоило, стоило идти по ночной тайге черт-те-куда ради такой вроде бы бестолковой затеи. И халявщиков нет, это самое долгожданное событие сезона, но этот «рассвет» был всего лишь моим сном.

Не заметила, как заснула в «методичке», было странно осознать, что у меня все еще впереди, и мне только предстоит сегодня встречать «рассвет», хотя есть полное ощущение, что это уже случилось, таким был ярким сон и его ощущения. Проснулась, губам мокро и тепло, внизу живота заныло от поджелудочной боли, открыла глаза: в комнате сумерки из пыли, в последних световых вечерних отголосках они казались плотными, ощутимыми, очеловеченными, словно рядом проявился призрак. За окном играет итальянский тягучий санремовский баритон с хрипами и надорванностями, невыразимыми ожиданиями, и словно пахнет прибоем, видятся полосатые террасы с кривоногими виноградниками, вылепленными ярусами на крутых трехсотметровых холмах. Кажется, я там была, в этом месте, и в голове уже крутится название городка — Самбуко, вижу чешуйчатые рыжие крыши, деревянные реечные ставни, выеденные ветром старые фасады зданий древнего побитого историей места, далекое море с рыбацкими мошками-лодками, чувствую неловкую брусчатку под ногой, и что все это происходило со мной. Может, это я призрак?

Не призрак, а Ромка сидит перед диваном на полу и, наклонив вопросительно голову, целуется со мной, беру его за шею и отвечаю, хочу понять, проверить, как такое может быть, что между ним и Егором нет для меня никакой разницы? Именно так! Да я была с ним тогда, в другие времена, но с ним «Одним», не было этого разновоплощенного разделения! Не было Ромки и Егора, был просто «он»; если отличие между ними и есть, то оно касается объема личности, но не ее сути, и никакого внутреннего конфликта во мне от таких поступков даже не намечается. Мне совершенно не представляется возможным Ромку сейчас отпустить, словно такого никогда больше не будет, словно лестница, по которой я поднимаюсь, обрывается, и другой ступени нет; я еще судорожнее держусь за него, и слезы текут сами, почему я все время реву с ним? Выбор: Егор или Рома — бессмысленный, мне, судя по всему, и не придется выбирать. Даже если Его личность проявилась не как положено, воплощение за воплощением, а как раздвоенное дерево, основа которого скрыта за пределами мира, а тут видны лишь ее разделенные, самостоятельные отростки-существа, то вопрос моего выбора все равно уже не стоит, я просто не успею его сделать, этот выбор. И чего тогда париться? Если я уйду совсем скоро, то и делать выбор, столь немыслимый для моего нутра, не придется; жизнь сделает все за меня. Но почему я ухожу так быстро? Почему жизнь на этом крае не удерживает меня? «Завтра» у меня нет, не вижу я этого «завтра», физического мира в моем будущем нет… И получается, мне даже повезло, что Егор не стал ждать два года, теперь я знаю его «настоящего», что он так немыслимо связан со мной; и Рома рядом, и сейчас могу сказать ему напоследок, через ощущения, что на самом деле хочу остаться с ним и «никогда» и «нигде» больше… наверно, я хочу, чтобы закончилось уже все, не у меня, а вообще все, везде.

— Увидела тебя с Бабочкой и не могла дышать, вообще забыла, как это делать… — говорю шепотом Ромке на ухо. — Это не ревность, и я не считаю тебя испорченным, просто не могу контролировать себя, мне быть с тобой невыносимо, тогда я ничего не могу, ничего не вижу и не слышу кроме тебя, ничего не чувствую и не знаю, все обесценивается и исчезает. И почему так? Есть только ты и ничего больше, никогда… страшно? Мне да, а я так люблю это место, этот мир, мне он нужен, необходим. Как я без него? Тогда ты точно потеряешь меня, везде потеряешь… — я поцеловала его как в последний раз и ушла, оставив все записи на колченогом столе, если что, они еще пригодятся.