Ген хищника

– Мы можем увидеть Алину Саламатовну Хакимову? – прокричала Кира мужику, курившему на крыльце. Растянутая майка и трико еще с советских времен демонстрировали обрюзгшее тело.

– И сам бы поглядел, – буркнул мужик, лениво почесав пузо. Разглядев корочку Самбурова, он хмуро покосился в сторону: – Калитку толкайте сильнее, ржавая она, тяжело открывается, и заходите.

Самбуров навалился, металлическая преграда жестко скрипнула и распахнулась.

Чуть ли не след в след за ними зашла женщина. В шелковой косынке, повязанной на седых волосах концами назад, и с удивительно спокойным взглядом, в котором были обреченность и смирение. В руках она несла большую тряпичную сумку с продуктами, из той торчала петрушка и палка колбасы.

– По твою душу пришли, – как-то злобно проговорил мужик. – Поди, младенцев, тобой убиенных, посчитали.

Самбуров предъявил женщине документы, та едва взглянула на них.

– Алина Саламатовна?

– Я самая, – согласилась женщина. – Пойдемте в дом, чаем угощу.

Ни удивления, ни испуга. Обреченность и смирение.

Кира прошла в дом первой, сразу за Алиной, едва расслышала, как хозяйка бросила мужику: «В порядок приведи себя, постыдись». И наградила того таким убийственным взглядом, что Кира опешила, а мужик исчез, она даже не успела заметить куда.

К их удивлению, в доме оказалось идеально чисто и прибрано. Через окно на кухню проникали лучи закатного солнца. На подоконнике и в напольной подставке-пирамидке густо пестрели цветы. Не самая дешевая кухонная мебель, сшитые на заказ шторы и пол, покрытый плиткой.

Женщина нажала на кнопку чайника и достала чайный сервиз. Хороший сервиз, и здесь пользовались им постоянно, не по праздникам.

– М-м-м, с мятой, – обрадовалась Кира. – И, кажется, с душицей?

– Верно, – улыбнулась хозяйка. – Люблю всякие травки.

Самбуров открыл рот, чтобы задать вопрос, но Кира его остановила и спросила:

– Скажите, Алина Саламатовна, когда вы последний раз видели свою дочь?

Самбуров покосился на чашку с ароматным дымящимся чаем и смиренно предоставил инициативу в разговоре девушке.

– Давно не видела, с полгода точно. И до этого почти с год не приезжала она. Не любит сюда приезжать. С отцом, наверное, живет. Важной птицей стала. Зачем я ей? Даже не мать. – В голосе женщины сквозили горечь и печаль.

– Вы знаете кого-то из ее друзей? С Андреем Крякиным они с детства дружили. Сейчас тоже общаются?

– Дружили. С Андрюшей они хорошо дружили. У него родители… не шибко-то им занимались. Так он у нас почти все время находился. Ночевал даже частенько. Вон и по сей день забора-то между нашими дворами, считай, нет. У Анитки не было друзей, не контактная она, как ей в школе написали. Вот только Андрей и был другом. Думаю, да, до сих пор общаются. Уж не возьмусь судить, что у них. Мне Аня-то никогда особо не доверяла. Да и не было у нее таких уж девчачьих забот и секретов. Но с Андреем они держались друг за друга. Он после школы уехал сразу и приезжал уже не к родителям, а, наверное, к Ане и по делам каким-то.

– А родители Андрея? – подал голос Самбуров.

– Так померли давно. Спились. – Алина Саламатовна пожала плечами. – Андрей даже на похороны не приехал. Денег только перевел. Вон и дом стоит, рушится. Хоть перевести бы его на кого, чтоб жили.

– Ух, как вкусно! – Кира с удовольствием пила чай и по-честному хвалила хозяйку. – А вы, получается, Андрея хорошо в детстве знали. Каким он был?

– За-ня-тым! – по слогам произнесла Алина и улыбнулась довольно и серьезно. Она махнула в окно, через которое виднелся кусок соседского двора, заваленный железками. – Он вон всем этим увлекался. Велосипедами, мопедами, потом машинами. Такие шедевры творил! И разрисовывал их сам. Соберет какие-то железяки у соседей, по помойкам, бесформенные, ржавые, непонятные, потом сидит над ними днями и ночами, привинчивает, паяет. Искры летят в разные стороны, потом краска брызжет. Анитка вокруг него бегает, как собачонка, радостная, веселая, помогает. Он никогда ее не гонял. Возятся-возятся. А потом – раз! И стоит… ну… не знаю… транспорт. – У Алины Саламатовны глаза сияли. Она вспоминала время, когда все было хорошо, когда она сама была счастлива. – Велосипед или мотоцикл, да не обычный, а с кабиной, или ездит как-то очень быстро, или вездеход, по оврагам проехать может. Они с Анькой и ездили. Возвращались грязные, в синяках, царапинах, одежда драная, – рассказчица всплеснула руками, но никаких сомнений, радовалась, – но, довольные-е-е. Ну, я зашью, постираю, не ругала.

Женщина снова помолчала, грустно улыбаясь и вспоминая детей.

– Так что он занятой был, – напомнила она. – Не хулиганил, не пил и не курил. Девочки его тоже не интересовали. Да с его глазом-то и они его не жаловали. Так что он среди колес, рулей да подшипников жил. Хорошо жил. А потом уехал.

– А Анита? Анита его не как девочка интересовала? – спросила Кира.