Генерал

— Вы извините меня, полковник,— уже мягче сказал генерал, заметив на его лице недоумение.— Я знаю, что в вашем полку все в наилучшем порядке... Мне просто хочется побыть одному и никого не беспокоить лишними служебны­ми разговорами...

Однако полковник не понял до конца генерала и обидел­ся еще больше.

Поехали дальше и через несколько минут оказались в дымном сосняке, запруженном передками, лошадьми, сол­датами.

Тут стояла батарея.

Генерал вышел из автомобиля и направился к землян­кам. Дежурный от неожиданности перепугался и вначале поспешил навстречу, но тут же передумал и побежал к ко­мандирской землянке. Оттуда со спокойным видом вышел в полушубке усатый капитан — готовился отдать рапорт.

Но генерал, не дожидаясь рапорта, еще издали строго спросил:

— Почему вы, капитан, не на своем наблюдательном пункте?

Тот медлил с ответом и, кажется, начинал ненавидеть генерала и злиться на себя за бездеятельность, за неумение навести порядок в своей батарее.

С батареи генерал уехал на лошади в сопровождении капитана. На командирском пункте он без особого интере­са посмотрел в трубу Цейса, но, ничего не разглядев в ту­мане, пешком, в сопровождении солдата, отправился в пере­довые пехотные окопы.

Там уже все были предупреждены телефонограммой о приезде начальства и ждали его.

Генерал посмотрел на молодого безусого солдатика, с унтер-офицерскими нашивками и попытался разговориться с ним.

Солдатик бойко и смело отвечал на все вопросы, и тем не менее откровенная беседа все равно не получилась.

Генерал тогда поинтересовался, откуда тот родом, кто остался дома, часто ли ему пишут письма, но и эти, сугубо личного характера, вопросы не вызвали солдатика на от­кровенность.

Генерал уже и не знал, о чем еще спросить солдата, и был рад, что они наконец вышли к окопам.

Он тепло поздоровался с командиром и пехотинцами. Пехотинцы, несмотря на бессонницу и усталость, все же на­ходили в себе силы улыбнуться и провести генерала благо­дарным взглядом за то, что он, генерал, нашел-таки воз­можность проведать их здесь, на передовой линии.

Зимние морозы еще не наступили, и жить пока можно было.

По ночам рыли землянки, прокладывали ходы сообщения, укрепляли блиндажи.

В стене, обращенной к противнику, солдаты устроили себе лисьи норы, выложили их еловыми лапками и соломой, взятой на брошенном хуторе, а входы завесили палатками. Чтоб хоть немного было теплее в холодные ночные часы, тут же вырыли что-то наподобие печурок. От прохода шла траншея к колодцу, а другая служила стоком для воды.

Солдаты переступали с ноги на ногу, хлопали руками пытаясь согреться.

Генерал» проходя мимо, задержался возле одного молоденького солдатика с худым желтым лицом и посиневшими губами.

— Хлеб у тебя есть? — спросил он.

— Нету хлеба, ваше превосходительство! — довольно бойко ответил солдат и, глянув туда, где стоял ротный, добавил: — Но сегодня привезут, ваше превосходитель­ство!

— Молодчина! — и генерал похлопал его по плечу.

— Рад стараться, ваше превосходительство! — выкрикнул солдатик и вытянулся в струнку.

— Сегодня должны подвезти,— подтвердил ротный ко­мандир.

Это был неказистый на вид прапорщик, остроносый блондин. «Видно, из учителей»,— почему-то подумал о нем генерал.

— Вчера еще ждали, да почему-то не привезли, ваше превосходительство! — уточнил прапорщик, с трудом выго­ворив это длинное слово.

— Вот почему они такие невеселые...— легонько потре­пал генерал солдатика по щеке, заранее будучи уверенным, что это солдатам понравится и, возможно, поднимет их настроение. А сам подумал: «Ничего, жизнь не раз под­тверждала известную истину: из любого, даже самого, ка­залось бы, безнадежного положения может быть найден выход, и люди невозможное делают возможным».

III

Генерал повеселел, решил уже возвращаться к себе в штаб, а по пути заехать еще на батарею, успокоить капита­на, заглянуть к полковнику и еще раз похвалить его полк» а вечером, в своем кабинете, сыграть с адъютантом и док­тором партию в шахматы — одному против двоих.

Но тут он вспомнил, что забыл проверить поле обстре­ла. Взял бинокль и стал вглядываться в мокрое туманное поле впереди окопов.

В бинокль видны были, подернутые туманом, немецкие 6линдажи, над которыми вились синие дымки, ряды про­волочных заграждений, окопы. А немного в стороне можно было различить кладбище, высокий крест и черные бревна от сгоревшей хаты.

Присмотревшись к тому месту, куда ему показывал, выставив руку, старый бородатый солдат, генерал увидел сквозь туман, как два немца что-то копали, отбрасывая по­дальше землю, а третий курил, выставив из-за бруствера голову.

— Вы их обстреливаете? — спросил генерал.

— Нет, ваше превосходительство,— ответил старший наблюдатель.— По приказу из бригады стрелять должна батарея, когда их соберется много... Мы редко стреляем...

— Почему же?

— Они поправляют блиндажи и проволочные загражде­ния чаще по ночам, днем же редко показываются.

— Дайте-ка мне винтовку! — приказал генерал,

Он долго целился, наконец выстрелил.

Хотя и туман был, выстрел прозвучал очень резко и как-то странно — одиноко. Немцы молчали.