Генерал Абакумов. Палач или жертва?

И, наконец, про фокстрот. Наркома Луначарского, тонкого партийного ценителя прекрасного, говорят, весьма раздражали вошедшие в моду в период НЭПа танго и фокстроты. Почему? «Эти ритмы не человечны, они рубят вашу волю в котлету… По фокстротной линии буржуазия идет к такой неразберихе, дадаистской изобретательности и нелепым, неприятным звукам, что все это, несомненно, приведет к прямой противоположности музыки – античеловеческому шуму, и на этом она кончится. Но не кончится музыка: к этому времени мы свернем буржуазии голову и начнем свое творчество.

У нас имеется оппортунистическое направление, которое говорит, что напрасно делается попытка искоренения фокстрота в клубах. Мы-де стоим за радость, у нас есть причины радоваться и танцевать. У нас есть молодые силы, которые одержали уже гигантские победы и которым предстоит еще одержать много побед. Почему же им не танцевать? Но вот вопрос – что им танцевать? Почему непременно, если танцевать, то только фокстрот? Я не вижу никаких данных для этого, и я приветствую попытку к созданию собственного пролетарского танца. В фокстроте основное от механизации, от притупленной эротики, от желания притупить чувство наркотизмом. Нам это не нужно, такая музыка нам не нужна».

Что ж, это было мнение новой власти. Однако ее верные слуги не всегда и не во всем с ней соглашались. Как рассказывали очевидцы, Виктор Абакумов в гости ходил только с патефоном. «Это мой портфель», – говорил он. В углублении, которое там имелось, у него постоянно лежала бутылка водки и уже нарезанная колбаса. Словом, в кругу друзей молодой чекист слыл хорошим парнем: «Женщины, конечно, от него с ума сходили – сам красивый, музыка своя, танцор отменный, да еще с выпивкой и закуской».

Но чем отличался молодой оперуполномоченный от своих коллег или начальников?

Например, чекисты-руководители, как правило, ощущали себя видными государственными деятелями. Огромная власть позволяла им чувствовать себя хозяевами жизни или людьми особого ранга. Что тут говорить, если один из наркомов НКВД выделял чванство чекистов как непременный тип внутренний и внешний… А отсюда и хамское отношение чекистского начальства не только к подследственным, но и к своим подчиненным. Отсюда же виртуозное владение нецензурной лексикой, которую, кстати сказать, называли универсальным языком чекиста. Мат был пригоден для разговоров не только с арестованными, но и друг с другом.

Эти и другие негативные черты характера чекистов имели давние истоки. Так, видный чекист М. Берман писал: «Работа в Чека часто развращает еще не “обстрелянных” коммунистов, и они, прикрываясь “охраной революции”, иногда начинают творить безобразия». Немудрено, что в период тяжелейшей экономической и продовольственной ситуации в Советской России начальники отделов и территориальных ЧК начали оставлять часть реквизированных денег и драгоценностей в своих сейфах и направлять затем на удовлетворение личных и оперативных нужд.

Сам Ф. Э. Дзержинский в 1921 году в одном из циркуляров уточнял: “Работа чекистов тяжелая, неблагодарная (в личном отношении), очень ответственная и важная в государственном, вызывающая сильное недовольство и отдельных лиц, и саботажных учреждений. Вместе с тем работа, полная искушений на всякие злоупотребления властью, на использование своего положения и одного факта службы в ЧК для личных выгод”».

Как пишет Е. Жирнов, «в годы расцвета новой экономической политики и оживления частного предпринимательства некоторое подобие приличий соблюдалось чекистами лишь в столице и крупных городах. В провинции сотрудники ОГПУ крышевали мелких торговцев и крупных нэпманов, ввиду чего имели достаточно средств для отдыха на полную катушку – пили, проводили время в игорных притонах и у проституток».

А ведь не так давно чекисты, получавшие мизерное денежное вознаграждение и такой же продовольственный паек, находились в состоянии голода. Отсюда падала дисциплина, возникало озлобление. Доходило до того, что сотрудницы ЧК были вынуждены заниматься проституцией, а сотрудники шли на банальный разбой. И все из-за голода.

Е. Жирнов пишет: «Судорожные массовые расстрелы чекистов оказались столь же неэффективными, как и всепрощенчество. Снижение числа должностных преступлений и грабежей под видом обысков началось лишь после относительной нормализации снабжения и выплаты денежного содержания.

После этого руководство начало закрывать глаза на факты самоснабжения чекистов, только если они не становились широко известными. А к стенке ставили лишь тех, чьи нарушения выглядели особенно злостными и вызывали широкий резонанс…

После смерти Дзержинского в 1926 году к власти в госбезопасности пришли его соратники и руководители среднего звена, имевшие серьезный опыт мздоимства. Так что дело обогащения с годами росло и ширилось. Однако не забывались и старые традиции».