Генерал Алексеев

21 мая 1915 г. сильная группировка немецких войск под командованием генерала Макензена («фаланга Макензена»), расколов перед этим части Юго-Западного фронта, нанесла удар на Красностав. Расчет немецкого командования заключался в попытке охвата левого фланга Северо-Западного фронта, но Алексееву удалось перегруппироваться, и призванная стать решающей атака прусского гвардейского корпуса была отбита русскими гвардейскими полками. Для успеха контрманевра Михаил Васильевич считал необходимым оторваться от непосредственного контакта с противником и создать резервные группы, с помощью которых ему удавалось бы сосредоточивать силы на тех или иных угрожаемых участках фронта. В июне из подошедших подкреплений и переформирований была создана новая — 13-я армия, правда, незамедлительно брошенная в бой, на «затыкание» прорывов. Фронт вынужденно расширялся. Сильное давление оказывалось немцами в Риго-Шавельском районе, и Балтийское побережье уже становилось театром военных действий. Сюда, в ожидании отражения немецкого десанта, были переброшены части Русской гвардии. Ставка также требовала от командования Северо-Западного фронта помощи «соседу» — фронту Юго-Западному. Так, в частности, в мае в Галицию были переброшены два корпуса, предназначавшиеся для запланированного Алексеевым флангового удара по наступавшим австро-германским войскам. Важно помнить, считал генерал, что «чем шире пространство, тем больше потребности в маневрировании, в последовательности сосредоточения сил, в умении забыть второстепенное». Вместо этого: «Нам все кажется важным и опасным. Войска разбрасываются, фронты растянуты и нигде нет внушительного сбора сил».

В письме к сыну он откровенно писал о нехватке резервов, немецком десанте, но в целом оптимистично оценивал перспективы борьбы: «У меня эти мерзавцы довольно значительными силами, при содействии флота, заняли Либаву и вторглись в совершенно почти обнаженный от войск край к Риге. Понемногу собрал войска, отжимаю их к Неману. Мне нелегко, потому что много войск я должен был передать и отправить Иванову. Моя судьба, знать, такая: куда появлюсь и где работаю — оттуда тянут войска к соседу. Это затрудняет работу и решение, нелегко составить какой-либо план для нанесения удара этим мерзавцам. Только так или иначе намереваешься собрать силы — получаешь повеление: отправить генералу Иванову столько-то. И немало таких повелений за свое короткое командование получил и выполнил. Но думается и веруется мне, что и теперешние затруднения временные, что устанут и исчерпают свои усилия враги и начнется, наконец, поворот, когда все наши недочеты будут покрыты и мы одержим верх».

Л в письме супруге 6 июля 1915 г. он отмечал еще одну причину неудач фронта — отсутствие субординации, несогласованность действий командного состава, психологическая неустойчивость войск. «Два врага давят меня: внешний — немцы и австрийцы, которые против меня собрали главную массу своих сил, взяли все, что можно, с фронта Ник[олая] Иудов[ича], против которого они, видимо, только шумят и демонстрируют, перебросили, быть может, что-либо еще с Запада или из новых формирований внутри государства. Везде лезут подавляющими массами, снабженными богатой тяжелой артиллерией с безграничным каким-то запасом снарядов. Есть и враг внутренний, который не дает мне таких средств, без которых нельзя вести войну, нельзя выдерживать тех эпических боев, которыми богаты последние дни.

Но наряду с этим, наряду с высокой доблестью время от времени получаются такие печальные результаты, проявляются признаки такого малодушия, трусости и паники, что ими сразу наносится непоправимый ущерб общему делу и проигрыш сражений. Конечно, есть причины: мало офицеров, отсутствие коренных прочных офицеров, малая обученность массы, полная ее несплоченность в войске, наконец, подавляющая масса артиллерийских неприятельских снарядов, против которых мы являемся беспомощными, так как не имеем соответствующего богатства, даже приблизительного… Все это деморализует, сопровождается позорным бегством, массовыми случаями сдачи в плен и потерей своих пушек.

С 30 июня начался бой в 1-й армии на линии Прасныша. Не сильно опасался за судьбу начавшейся атаки. Думал — хорошо укрепленная позиция, на которой просидели четыре месяца, небольшое сравнительно превосходство в силах на этом направлении дадут мне время подвести по железной дороге резервы и самому, переходом в наступление, отбросить немцев.