Генерал Багратион. Жизнь и война

Теперь о потерях русской армии на Бородинском поле. В исторической литературе согласия на этот счет нет: приводятся данные о потерях от 36 до 50 тысяч человек. На основании архивных данных (рапорты от 8—11 сентября) Шведов пришел к выводу, что общий итог потерь русской армии составляет около 50 тысяч в строевых частях, причем сильнее всего пострадала пехота — 39 тысяч человек (47 процентов личного состава), регулярная кавалерия потеряла 8 тысяч (40 процентов), артиллерия — 3 тысячи (26 процентов). Получается, что русская регулярная армия потеряла 44 процента личного состава и после сражения насчитывала 64 тысячи человек61. Возможно, реальные потери были все-таки несколько меньшими. Как писал сразу же после сражения французский бригадный генерал Бертезен по поводу потерь у французов и их союзников, «следует обратить внимание, что полковники (подававшие рапорты о потерях. — Е. А.) пользуются случаем сражения, чтобы скрыть от контроля людей, оставшихся под тысячей предлогов в тылу. Учитывая это, я считаю правильным уменьшить цифру потерь на несколько тысяч. Кроме того, среди тех, кто в рапортах указан ранеными, 4 или 5 тысяч человек получили лишь царапины и следуют с армией…»62. Думаю, что сходная картина была и в русской армии. Известно, что раненых солдат с передовой запрещалось относить и отводить их товарищам, эта обязанность полностью была возложена на ратников, которых под огнем погибло не менее тысячи человек. Командиры знали и старались пресечь и другие хитрости солдат, стремившихся уйти подальше от зоны поражения вражескими снарядами. Так, некоторые пытались быстро, «в молоко», расстрелять весь боезапас, а потом пойти за новым в ближний тыл. Были и другие способы покинуть строй, чтобы избежать смерти.

Есть точка зрения, согласно которой на Бородинском поле русских было больше, чем французов и их союзников. Но все же большинство историков считают, что Великая армия, несмотря на потери и поддержание коммуникаций, вышла на Бородинское поле в численном превосходстве. Так полагали Кутузов и Александр. Один из современных историков войны 1812 года, Б. С. Абалихин, приводит такие цифры: у французов имелось 150 тысяч человек (из них 135 тысяч регулярных войск), у русских — 132 тысячи (114–115 тысяч регулярных войск и 8 тысяч казаков)61. Кстати, казаки понесли самые незначительные потери. По подсчетам Шведова, из 7 тысяч «орлы Платова» потеряли 100 или 300 человек. Скорее всего, из-за известного конфликта своего атамана с командованием казаки в бой не лезли и в сражении держались подальше от своих «союзников» — русской армии…

Теперь о потерях французов. Сведения о них также существенно разнятся в мемуарной и научной литературе. Неточность источников, политическая заданность при подсчете потерь Великой армии, разница в методиках расчетов — все это привело к тому, что цифры потерь Великой армии в сражении на Москве-реке колеблются от 10 до 58,5 тысячи человек. Наиболее выверенной кажется цифра около 30–34 тысяч64. Иначе говоря, потери русской армии были больше французских — несмотря на то, что атакующая сторона обычно теряет больше, чем обороняющаяся. Причина здесь, по-видимому, в большей эффективности огня французов и в том, что русские полки гибли во время многочисленных яростных контратак на захваченные французами укрепления.

Тогда же, еще задолго до споров в историографии о том, кто победил или проиграл на Бородинском поле, была зафиксирована двойственность, некая амбивалентность сложившейся ситуации. С одной стороны, наши войска, хотя и были безусловно сбиты со своих позиций, но, отойдя, устояли и не были разбиты, не обратились в бегство и морально готовы были наутро продолжить сражение. С другой — французы захватили наши позиции, но ночью отошли с них. Формально выходит, что по всем принятым тогда законам войны битва кончилась вничью. Обе стороны считали себя победителями: русские — потому что выстояли, а потом ушли сами, а французы — потому что в конечном счете поле осталось за ними и противник наутро покинул не только это поле, но и Москву, ради защиты которой и было устроено сражение. Поэтому в противоречивости рапорта Кутузова об оставлении Москвы нет, как это ни парадоксально, противоречия: «После столь кровопролитного, хотя и победоносного с нашей стороны от 26-го числа августа сражения, должен я был оставить позицию при Бродине (так!) по причинам, о которых имел щастие донести Вашему императорскому величеству»65. В русской военной истории так бывало несколько раз. В 1758 году русские войска выдержали натиск армии Фридриха Великого при Цорндорфе, а наутро отошли с поля битвы. Такая же ситуация сложилась при Прейсиш-Эйлау и Гейльсберге, да и под Смоленском. Такое часто бывало на войне. Мне кажется, что П. X. Граббе точно выразился: «Армии, разбившись одна об другую, и ни та, ни другая не могут предпринять в остальные часы ничего важного»66.