Мы предложили ему немного обогреться у нас под буркой. Неожиданно Дроздовский согласился. Сено под нами было теплое и сухое. Мы быстро нагребли ему сена, он лег между нами, вздохнул и закрыл глаза Мы накрыли командира буркой и еще стали своими спинами согревать его от злющего ветра Под мерное качание подводы Дроздовский заснул.
Глухо носилась пурга Мы с Андриевским побелели от снега, нас заметало, но мы лежали не шелохнувшись.
Дроздовский спал совершенно тихо, его дыхания, как у ребенка, не было слышно. Он отдыхал. Так он проспал часа четыре, а когда пробудился, был очень смущен, что заснул на подводе..“
…17 апреля в восемь часов добровольческая бригада выступила на станицу Новониколаевку. Белые шли туда с плохо скрытым волнением: вот он, желанный Дон. Позади остались почти тысяча двести верст трудного пути, да еще с рядом серьезных боев. Но как встретит добровольцев донское казачество? Приняло ли оно идеи Белого дела? Как идет Гражданская война на берегах Тихого Дона?
Все эти опасения разом улеглись, когда 1 — я бригада русских добровольцев вошла в первую на их пути донскую казачью станицу. Прием оказался более чем радушным и искренним. В дроздовском походном „Дневнике“ появилась в тот же день такая светлая для него запись:
„17 апреля, Новониколаевка
…Встреча в станице, первой станице Войска Донского, восторженное отношение казаков, скрытое недоброжелательство и страх пришлого, иногороднего. Казаки понадевали погоны, лампасы, шпалерами пешая и конная сотня, воинский вид; вражда между половинами населения — пришлого больше.
Казаки очень сплочены, много выше по качествам, особенно боевым. Станица вообще одна из лучших, не было ограблений, мешали другим. Долгая политика с нашим приходом вылилась наружу. Энергично стали арестовывать виновных в большевизме, комитетчиков. Колонна отдает честь, „ура!“, рапорт офицера.
Сильный запах цветов, жжет солнце…
Восстановлено казачье самоуправление, атаман, выборные, судьи. Сформировали сами полки. Продолжают организовываться…“
…В Новониколаевке полковник Дроздовский наконец-то стал обладателем действительно значимой для него информации о положении дел. Но только на Нижнем Дону: в районе Ростова и казачьей столицы Новочеркасска. Она и радовала полковника Белой гвардии, и обнадеживала на день сегодняшний, на будущее. Начальник бригадного штаба Войналович без устали трудился над „картиной происходящего“. Под вечер 17 апреля он уже мог доложить своему начальнику следующее:
— Вести собраны больше хорошие, чем дурные, Михаил Гордеевич. И что самое главное — почти верные.
— Для начала мне важен Новочеркасск. Что там? Ведь город был в руках большевиков?
— Совершенно верно. Новочеркасск и сейчас в их руках. Но крутом на восстание поднялись станицы. Войсковой старшина Фетисов сформировал отряд из казаков станицы Кривлянской и сейчас сражается под Новочеркасском. 14-го числа он город было взял, но сегодня его выбили оттуда.
— Где сейчас отряд Фетисова?
— Укрепился в пригородных станицах и хуторах. Продолжает вести бой за Новочеркасск. Но сил у него мало — красных больше. И к тому же у Фетисова нет никакой артиллерии.
— Хорошо, с Новочеркасском мне все ясно. Где сейчас Добровольческая армия генералов Деникина и Алексеева?
— По имеющимся сведениям, на днях корниловцы провели сильный бой у железнодорожной станции Тихорецкая.
— Бой добровольцы выиграли или нет?
— Точных сведений не имею. Но они от Тихорецкой наступают с Кубанской области на Дон, в направлении на Батайск.
— Вот это для нас важно, Михаил Кузьмич. Мы же идем к корниловцам на соединение! Что еще есть хорошего у тебя?
— Есть, Михаил Гордеевич. Походный атаман Донского казачьего войска генерал-майор Попов Петр Харитонович сейчас оперирует со своим партизанским отрядом у станицы Великокняжеской, на краю Сальских степей. И действует, скажем прямо, довольно успешно. Наступательно.
— Какой силы его отряд?
— У него более двух тысяч казаков-партизан. Есть пулеметы, сильная конная артиллерия, войсковые табуны в зимовниках. И самое главное: на его пути в сторону Новочеркасска станицы и хутора поголовно берутся за оружие.
— Значит, мы скоро можем с ним повстречаться у Новочеркасска.
— Несомненно, Михаил Гордеевич.
— Это уже одно для нас очень хорошо. Но, Михаил Кузьмич, ты же не ходишь ко мне без плохих новостей?
— Сочтем это за фронтовую шутку, Михаил Гордеевич. Но новость получена с телеграфным подтверждением действительно плохая.
— Какая? Не томи, Кузьмич.
— Германцы крупными силами идут на Таганрог.
— Но ведь это не территория петлюровской УНР?! А город Области Войска Донского!
— Немцы это знают не хуже нас. Но все равно наступают на Дон…
К вечеру удалось перехватить по телеграфу „отчаянную телеграмму большевиков“. В ней говорилось, что они уходят из Таганрога в Азовское море, оставляют город из-за невозможности его защищать, так как отрезаны от Ростова. Далее в телеграфных строках значилось, что немцы всего в трех верстах севернее Таганрога и что они в ловушке.
Телеграмму на стол Дроздовскому положил Войналович. Михаил Гордеевич сразу же задал ему вопрос: