Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

Надо сказать, что особенно строго берегли мы винтовки: они горели от блеска, всегда были тщательно смазаны. Магазинную часть, затвор мы хранили как хрупкое сокровище. На походе нам разрешалось обматывать магазинную коробку суконками и тряпьем, затвор своей винтовки я, например, обматывал, должен признаться, холщовой штаниной от солдатских исподников.

Не с тряпьем же на винтовках входить в Новочеркасск — командир роты приказал наши фантастические чехлы снять, я сунул свою солдатскую штанину в карман.

Так мы колесили в тот день по улицам…»

Полковник Денисов распорядился отвести на постой «дроздам» из Офицерского стрелкового полка пустующие этажи Института благородных девиц. В нем обучались дети-сироты. Начальницей института была мать двух офицеров: один был убит на фронте, второй, награжденный за храбрость Георгиевским оружием, пропал в бою без вести.

Дроздовский предупредил полкового командира:

— Михаил Антонович, чтобы ни одного пятна, которое могло бы лечь на мундир ваших офицеров и стрелков.

— Михаил Кузьмич, я верю в личную порядочность наших бойцов…

Все же полковник Жебрак-Русанович позвал к себе ротных командиров и, пощипывая ус, окинул всех «светлыми глазами». Сказал без излишней строгости:

— Господа, мы все бывалые солдаты. Но стоянка в девичьем институте на мой, по крайней мере, век выпадает впервые. Впрочем, каждый из вас, без сомнения, отлично знает обязанности офицера и джентльмена, которому оказано гостеприимство сиротами-хозяйками.

Помолчав, командир полка добавил к сказанному:

— Мы здесь в гостях. Всем освежиться после марш-броска. В институтскую столовую только строем. Обедаем в три смены. Не шуметь. Шуткам знать меру. Чувствовать себя кадетами или студентами…

В столовой обед для добровольцев каждый раз начинался с негромкого командирского голоса:

— Стой, на молитву!

И «дрозды» всей грудью пропевали молитву. И только после этого садились за столы. И институтки, сироты в белоснежных пелеринах, начинали разносить по столам щи и кашу…

Дроздовская бригада простояла в Новочеркасске три недели. Но это был относительный отдых: на границах Области Войска Донского не утихали бои. По договоренности с войсковым командованием белые добровольцы отдельными ротами, орудийными расчетами, эскадронами участвовали в изгнании остатков красных войск с донской земли. После каждой такой командировки посланные в бой возвращались в бригаду.

Одновременно бригада пополнялась людьми. Местных добровольцев и тех, кто прибывал из недалеких Ростова и Таганрога, других мест, было столь много, что, скажем, Офицерский стрелковый полк, состоявший всего из трех рот, был развернут в полк трехбатальонного состава. И это всего лишь за десяток дней.

Каждый из стрелковых батальонов насчитывал по восемьсот с лишним штыков. Рядовыми в них были и бывшие фронтовые командиры полкового уровня, «перераненные» офицеры с Георгиевскими крестами на груди. На командные посты назначались «первопоходники»: такое решение было принято Дроздовским.

— Я должен быть уверен не только в комбате и ротном, но даже во взводном командире. Я должен знать их всех лично…

Конный дивизион ротмистра Гаевского тоже пополнялся волонтерами из числа офицеров всех родов оружия, юнкерами и казаками. 29 апреля дивизион переименовывается в Конный полк. В конце августа 1918 года, в ходе 2-го Кубанского похода, Конный полк «дроздов» будет насчитывать в своих рядах девять эскадронов.

С октября 1919 года этот полк получил именное шефство и стал называться 2-м Офицерским конным генерала Дроздовского полком. По своей боеспособности и организованности он считался одним из лучших в кавалерии деникинской Добровольческой армии, а затем во врангелевской Русской армии.

Служивший в нем кубанский казак старший урядник Калистрат Моренко из станицы Сергиевской написал стихотворение, посвященное 2-му конному полку и названное им «Боевик»: