Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

Официальная любезность, тайные запрещения, итальянская забастовка. Наша борьба с Синедрионом (так Дроздовский называл штаб 9-й армии во главе с генералом Кельчевским) за выход на Днестр; бесконечно нервное напряжение последних 10 дней, 20-го утром записка Одона (полковник французской военной миссии при короле Фердинанде I. — А. Ш.) о наряде 3 эшелонов. Разрешение на вывоз оружия и артиллерии. Днем обещание отпуска недополученного снаряжения, снарядов и патронов.

Подача записки Презано (генерал Прежан — главнокомандующий румынской армией. — А. Ш.). Все это результат давления Щербачева, увы, позднего; вообще Презано шел охотно, тормозило правительство с Авереску (генерал Александр Авереску, новый председатель совета министров Румынии. — А. Ш).

Однако к 22 февраля все переменилось. Стало известно, что Румыния намеревается заключить с Центральными державами сепаратный мир. Одно из его непременных условий — разоружение русских добровольческих частей, которые готовы и будут драться с германцами и австрийцами.

В тот день в Скинтею пришло достоверное сообщение:

— Гали б, посол Украинской народной республики в Румынском королевстве, просит генерала Авереску разоружить русских.

На это полковник Дроздовский отдал следующее приказание, которое двусмысленностью не отличалось:

— Всей бригаде быть готовой к применению оружия. На провокации не поддаваться и самоуправством не заниматься.

Михаил Гордеевич понимал, что заключение сепаратного мира сразу же повлечет за собой попытку разоружить бригаду. Он отдает распоряжения на такой случай. Стало явно «попахивать порохом». Последняя запись в его «Дневнике» за 22 февраля была такова:

«…Разрешение министра на перевозку — в руках. Весь день те же мытарства: румыны водят за нос, нет до сих пор допуска к бензину, нет разрешения на снаряды, инженерное имущество, снаряжение…

Составы есть, но нет еще разрешения грузить…

…Страшный кавардак и хаос, над всем царит страх отмены нашего выпуска с оружием (румынам верить нельзя) или занятия австрийцами Дубоссар.

Весь день мечусь как угорелый, ездил в Соколы, нервы раздергались, становлюсь невыдержанным в разговоре. Обещались завтра примкнуть от 70 до 110 человек чехословаков и человек 60 запорожцев».

В бригаде лихорадочно готовились к выступлению на восток. Румынская сторона делала (неофициально) все возможное, чтобы воспрепятствовать этому. Прежде всего задерживался пропуск эшелонов и выдача бензина для «дорогих и редких» автомобилей и бронемашин, которых у добровольцев оказалось, волей разных случаев, несколько десятков.

Встал вопрос о финансах. Бригадная казна была пуста, людям задолжали положенное им жалованье за один-два месяца Щербачев, получивший от союзников по Антанте (от французов) семь миллионов франков, согласился выделить 1 — й русской добровольческой бригаде полтора миллиона. На деле же в бригадную казну поступило всего шестьсот тысяч франков.

Для выплаты жалованья личному составу подчиненной Дроздовскому воинской части этих денег не хватало. Тогда он, чтобы пополнить бригадную казну, приказал своим помощникам:

— Разрешаю вам продать еще часть снаряжения, которое мы не сможем взять с собой. И часть автомобилей. Деньги нам нужны сегодня, но не завтра.

— Кому продавать наше добро, Михаил Гордеевич?

— Любым румынам: военным, чиновникам, трактирщикам, торговцам из гражданских. Любым, кто заплатит сразу.

— А автомобили?

— Грузовики большей частью пригодятся нам самим. А от легковых «парижанок» и «американок» надо сегодня и завтра избавиться…

Такое приказание было вызвано тем, что Дроздовский не счел возможным нарушить свои, как бригадного начальника, финансовые обязательства перед подчиненными. Ранее было установлено офицерам месячное содержание в двести рублей, а нижним чинам — от двадцати пяти до ста рублей. Это был, как говорится, прожиточный минимум на войне.

В походном «Дневнике» полковника Михаила Дроздовского появляется такая многозначащая запись:

«Агитация против похода изводит, со всех сторон каркают представители генеральских и штаб-офицерских чинов, вносят раскол в офицерскую массу.

Голос малодушия страшен, как яд. На душе мрачно, колебания и сомнения грызут, и на мне отразилось это вечное нытье. И все же тяжелые обстоятельства не застанут врасплох. Чем больше сомнений, тем смелее вперед на дороге долга…

Только неодолимая сила должна останавливать, но не ожидание встречи с ней.

И все же тяжело…»

В той ситуации, когда решался вопрос выпустят румыны бригаду русских добровольцев из Ясс или придется пробиваться в Россию силой оружия, сказалась сплоченность бойцов Дроздовского. Сплоченность эта была на монархической почве.

Начав формировать Скинтейскую бригаду, Михаил Гордеевич на вопрос полковника Войналовича ответил так:

— Как мне и всем нам понимать вашу идейную позицию?

— Сейчас я за Российскую республику. Но в душе я, знайте это, все-таки монархист…