Генерал Ермолов

   — Останься со мной, — Этэри-ханум ухватила Фёдора за рукав черкески. — Теперь — самое время. Сюйду готова.

Фёдор едва поспевал за Этэри-ханум. Полы её покрывала мелькали перед ним, подобно крыльям огромной белой птицы. Звук их шагов будил под каменными сводами залов и коридоров многоголосое эхо.

   — Да сбудутся все твои мечты, казак, — говорила Этэри на ходу. — Пусть ваш строгий бог будет милостив тебе.

   — Я лишь об одном мечтаю теперь, госпожа — увидеть снова Терек, мать, семью. Устал я от вас, от ваших гор и крепостей. Слишком много крови...

Она остановилась перед низенькой дверью, положила тонкую кисть на кованое кольцо, обернулась:

   — Ты увидишь Терек, матушку и семью, а пока...

Она распахнула дверь. В небольшой, увешанной коврами горнице, на тахте среди шёлковых подушек сидела юная женщина. Луч солнечного света падал на неё сбоку, из высокого оконца, причудливо преломляясь в гранях каменьев на её темноволосой головке.

Женщина действительно была готова к походу. В мужской одежде: шерстяных штанах, сапогах и кафтанчике, перехваченном широким поясом.

   — Корону надо снять, — заявил Фёдор.

Сюйду вопросительно посмотрела на мать.

   — Это подарок Ярмула, — с сомнением произнесла Этэри-ханум.

   — Корону надо снять, а волосы спрятать под платок. А ещё лучше — под папаху. Молодуха достаточно тоща — сойдёт за пацана.

Сюйду фыркнула. Пробурчала что-то на черкесском языке.

   — Мне послышалось или княжна назвала меня деревенщиной? — усмехнулся Фёдор.

   — Придётся повиноваться, дочка, — примирительно сказала Этэри-ханум.

   — Пусть называет как хочет, — не унимался Фёдор. — Лишь бы слушалась приказаний.

   — Будет повиноваться, — заверила казака хозяйка Коби.

* * *

   — Конюшни не стало, — бормотал старый нахчи, конюх Абубакара. — А хороша была конюшня — брёвнышко к брёвнышку. Всё пошло на дрова.

Он уже оседлал и снарядил трёх животин: породистого арабского скакуна белого, как облачко, мохнатую кобылку смешанных кровей, пегую и лохматую, и карего мерина, по виду злого и норовистого.

   — Где Мажит? — заволовался Фёдор. — Где сын Мухаммада и потомок этого... как его... Воспетого в ваших сказаниях. Где грамотей?

Казак беспокойно осматривал лошадиную упряжь, размышляя о лишь о том, как бы половчее вернуть Соколика.

К ним вышел Абубакар в простой чаркеске, папахе и высоких козловых сапогах. По виду — простой нахчи, каких полным полно в любом ауле. Впрочем, лишь в тех из них, население которых не повымерло от чумы.

   — Я провожу вас до Лорса, — сказал он. — Пойдём по военной дороге, по той, что строил Ярмул.

   — Как же так? — изумился Фёдор. — Комендант Дарьяла сообщил мне, что по этой дороге не пройти. Её перегородили вражеские войска...

   — Войска, говоришь? Враги? Уж не Йовта ли, поганец, тот, которого нынче подстрелила моя жена, преградит нам путь?

Абубакар захохотал, запрокидывая голову.

   — Мы пойдём по военной дороге, — повторил владетель Коби. — Не тащить же мою наследницу через ЗемоРока и Мамисон... Я покину крепость по подземному ходу, а вы с Сюйду выйдете через главные ворота. Посмотри на неё, казак! Её не узнать...

Не дожидаясь ответных слов, Абубакар ступил под своды тайного тоннеля. Владетель Коби вёл в поводу замечательной красоты арабского скакуна.

И вправду Сюйду разительно изменилась. Посмуглела, сделалась чернобровой. В мужской одежде она поразительно походила на Мажита — аккинского грамотея.

   — Там кольчуга. — Сюйду похлопала ладошкой по груди.

   — Тебе бы лучше молчать, молодуха, — сказал Фёдор. — Пока молчишь — на пацана похожа, а так...

Лицо возлюбленной Ярмула вспыхнуло.

   — Деревенщина, — процедила она сквозь зубы.

   — Дочь ваша красива, госпожа, но совсем на вас не похожа, — усмехнулся казак. — Ой, боязно мне и невдомёк, как справлюся с недотёпой Мажитом, тщеславным старцем и строптивой молодухой. Я стану называть вашу дочь Исой, госпожа. Это так — для сохранения тайны. Вы уж прикажите ей слушаться меня до той поры, пока не сдам на руки супруга.

   — Твой строгий бог и молитвы безутешной матери помогут тебе, — заверила казака Этэри-ханум.

   — Сначала я должен вернуть коня, — буркнул Фёдор. — Без Соколика я отсюда не уйду.

   — Конь ждёт тебя у ворот. Поганец и потомство достославного Салтана-мурзы вместе с ним, — сказала Этэри-ханум.

   — Йовта жив? — изумился Фёдор.

   — Если б он не был живуч, разве люди стали б называть его поганцем? — хозяйка Коби чарующе улыбалась ему. — Он хочет торговать своею жизнью. Послушаем, что он нам скажет.

* * *

Всю дорогу, до самых крепостных ворот, Этэри-ханум шла рядом с Фёдором, держа его ладонь в своей.

«Ну и дела! — думал казак, стараясь скрыть усмешку. — Когда ж это я так, рука об руку с бабой гулял? Ну если только когда женихался с Машенькой, да сразу после сватовства, а так... И как же Абубакар такое жене дозволяет? Ну и дела!»

   — Известно мне, казак, что говорил ты о нашем Оче ругательные слова, — речь Этэри-ханум журчала сладко, словно водица в первом вешнем ручейке. — Называл его будто бы евнухом. Напрасно. Оча не только отважный воин, но и умный царедворец. Он, мудрейший из мудрых, сумел исправить мою ошибку...