Генерал и его семья

Мне кажется, что отчасти из-за этих роскошных штанов Степку взяли в «Альтаир», хотя он был еще только в седьмом классе и по справедливости место уехавшего басиста должен был занять восьмиклассник Севастьянов, который и на гитаре играл получше, и пел красиво.

Но хотя штаны были не красные, а светло-коричневые, ширина их была столь дерзка, а ярко-желтая строчка так бросалась в глаза, что директор все-таки этого не потерпел. Причем досталось не только Степке, но и всем старшеклассникам, большинство которых из школьной формы носило только серый верх, а брюки надевали партикулярные, разной степени расклешенности. Юрий Матвеевич на это смотрел сквозь пальцы, но из-за возмутительных трубадурских штанов он эти либеральные послабления отменил и заставил всех школьных пижонов носить безобразные, мышиного цвета форменные брюки…

— Ну так в чем дело, в конце концов?! У тебя что, язык отсох?!

— Нет…

— Ну и?! Чего молчишь?!

— Я не молчу… В общем…

— И в общем, и в частности!! Слушаю вас внимательно!!

— Что ты сразу сердишься-то… Ну, в общем, Тома возили в город…

— Какого еще Тома?!

— Ну Тома, овчарку… У нас на первом этаже…

— Ну?!

— Его на вязку возили…

— Поздравляю его!! Так ты из-за этого не ложишься?!

— Нет… ну и родились щенки.

— И?!

— А хозяин кобеля имеет право на алиментного щенка…

— Какого?!

— Алиментного… так называется… А Маркелов обещал взять, а сам не взял… Ему мать не дала… Говорит, собака — нечистое животное… Она же верующая… Сказала: выбирай, или я, или собака…

— И кого же он выбрал? — сострил генерал.

— Старуху… В общем… Пап… в общем… — Степка набрал воздуха в трепещущую грудь и отчаянно выдохнул: — Я взял щенка…

— Что-что?!

— Пап, ну его же утопят, ты что, хочешь, чтобы щенка утопили?!

— Я ничего не хочу!! Я хочу, чтоб ты, в конце-то концов, человеком был, чтобы…

— А человек что, не может собаку завести?!

— Человек может!! Только сначала ты стань человеком!!

— Ну пап!!

— Никаких пап!! Чтоб завтра его тут не было!! Понял?!

— Пап!!

— Понял?!

— Понял… Из-за тебя щенка утопят…

— Ага, из-за меня…

Степка врал. Топить никто никого, конечно, не собирался, хозяева суки сразу же согласились алиментного щенка забрать и пристроить, так что генеральскому сыну пришлось еще долго упрашивать, чтобы собачку отдали ему, и клясться, что папа не возражает и будет очень рад. Но теперь в смятении чувств он сам почти поверил, что из-за жестокосердия Василия Ивановича щенок обречен на страшную смерть в волнах Вуснежа, и, лежа в темноте, прижимал к себе сонного горячего звереныша и орошал его шерстку слезами.

Генерал тоже долго не мог заснуть, курил, ворочался, злился на себя, но больше все-таки на бестолкового и невдалого сына, слушал Моцарта, потом Брамса, наконец под уговоры немецкой певицы «Шля-афен! Шля-афен!» задремал, когда было уже совсем светло и солнечно. Спал он недолго, во сне видел какие-то смутные гадости и проснулся от головной боли и жажды: выпито вчера было изрядно.

Он вспомнил ночной разговор с сыном и помрачнел еще больше. «Что ж мне с тобой делать, горе ты мое луковое?» — думал он, чистя зубы вяжущим язык зубным порошком (пасту он так и не признал, считал, что она не очищает как следует) и бреясь безопасной бритвой. Да что уж тут поделаешь…

А ведь когда Бочажок забирал Травиату с новорожденным сыном из роддома, сердце его преисполнено было ликованьем и гордостью, долгожданное это рождение казалось очередной удачей и наградой, зримым подтверждением правильности Васиного бытия.

Младенца назвали Степаном в честь сбитого в ленинградском небе старшего брата Травиаты Захаровны, летчика морской авиации, которому было всего 17 лет, ускоренный выпуск летного училища. Его фотографический портрет висит сейчас у Саши Блюменбаума над письменным столом, и маленькая Сашина дочка спросила, почему же он в бескозырке, если он летчик, и почему они не выносят этот портрет 9 мая на праздничные улицы, а папа ответил сердитым вопросом: «Объясни зачем? Чтобы что?» — ну а дочка взяла и повторила этот вопрос в школе, и завуч вызвала родителей для беседы о патриотическом воспитании. Саша хотел пойти и устроить скандал, но жена его отговорила, сходила сама и успокоила эту дуру…

Глядя на красную мордочку младенца, Бочажок с наслаждением воображал, как сын вырастет и станет ловким и сообразительным сорванцом, одним из марширующих и поющих мальчишек в начале «Кармен» и «Пиковой дамы», ну или из мультфильма «Друзья-товарищи» по сценарию Льва Кассиля. Там суворовец Пыжов, нахимовец Чижов и учащийся ремесленного училища Рыжов помогают Зине Жуковой избавиться от зазнайства, исправить двойки и выступить на конкурсе с танцевальным номером. Предпочтительнее, конечно, суворовец, но и нахимовец тоже неплохо, «бескозырка белая, в полоску воротник, пионеры смелые спросили напрямик: с какого, парень, года, с какого парохода и на каких морях ты побывал, моряк?» И Вася, которого все чаще называли Василием Ивановичем, мечтательно улыбался, катя купленную с рук коляску по улицам совершенно уже оправившегося после войны Харькова.