Луиза Мишель и Дмитриева, взявшись за руки, провожали глазами скачущих всадников.
Домбровский никогда не бывал в этом районе Парижа. Пришпорив коня, он проскакал тесную кривую улицу Мирра до самого конца, упиравшегося в насыпь Северной железной дороги, и вернулся обратно. Ветхие облупленные дома выставляли каменные фасады, как бы защищая улицу от сквозного артиллерийского огня своей грудью. Это был типичный рабочий квартал, населенный железнодорожниками, прачками, подмастерьями, грузчиками.
Верморель встретил Ярослава во внутреннем дворе дома, к которому примыкала баррикада. По двору прыгали со скакалками девочки, на веревках сушилось белье.
Все бойцы были на баррикаде, но как их мало осталось! Всего тридцать два человека: тридцать взрослых, два подростка. Тридцать шаспо, две пушки и две митральезы — вот и все оружие. Некоторые из коммунаров были ранены, и при резких движениях из сжатых губ вырывался стон.
Появления версальцев ждали с минуты на минуту.
— Почему восточный конец улицы без прикрытия? — спросил Домбровский.
Верморель объяснил, что за два квартала к востоку находится сильный отряд Пассдуэ, а к северу, за городской стеной начинается линия прусских войск.
Домбровский язвительно прищурился:
— Что ж, по-твоему, пруссаки — наши союзники?
Он приказал установить в восточном конце по направлению городской стены одну митральезу и послал туда Артура, Рульяка и еще двух гвардейцев. Присев рядом с Верморелем на скамеечку, Домбровский стал расспрашивать его об обстановке.
Рядом с ними на куче песка играли два малыша. Шмыгая носами, они строили из песка причудливый замок с высокими башнями, окружали его со всех сторон глубоким рвом и пальцами просверливали амбразуры в толстой крепостной стене.
У открытого окна лежал больной, было видно, как женщина кормит его с ложечки.
Домбровский представил себе все, что произойдет здесь и ближайшие часы, — разъяренных версальцев, потери, кровь. На миг сомнение с новой силой обожгло его. Но он не имел права на такую слабость.
— Вот что, Огюст, — хмуро сказал он, — надо отправить кого-нибудь к Пассдуэ и передать ему, чтобы он тоже принял круговую оборону.
Верморель кивнул. Послав одного из коммунаров к Пассдуэ, Верморель опустился на корточки между детьми и начал водружать на маленькой площади посреди замка пьедестал.
— Здесь мы поставим памятник, — говорил он с хитрой улыбкой, обращаясь к изумленным малышам, — ясновельможному пану Домбровскому. У него будут прелестные кокетливые усики. Одной рукой он будет засовывать обратно в кобуру дымящийся пистолет, а другой вытирать пот, потому что он очень устал, пока победил, и, кроме того, он будет смотреть на часы. Ему нужно поспеть на варшавский поезд, ему зверски надоел весь наш французский кавардак, и он очень соскучился по зразам, флякам[8]
и мазурке.Домбровский сделал веселое лицо, поднялся, пора было идти…
После того как у главных баррикад завязался бой, на восточном конце улицы Мирра, где расположилась группа Артура Демэ, показались версальцы. Они шли со стороны крепостных ворот, шли быстро, во весь рост, не остерегаясь. Артур со своими людьми немало потрудился, чтобы как следует замаскировать черное жало митральезы в узкой амбразуре среди мешков с песком.
Кроме Рульяка, здесь был матрос с потопленной канонерки и подросток из отряда «Дети отца Дюшена».
Они подпустили версальцев поближе и ударили из митральезы. Забавно было смотреть, как «красные штаны» с перепугу завертелись на месте и в рассыпную бросились назад.
Через несколько минут версальцы тяжело ранили подростка. Лежа за митральезой, Артур, Рульяк и матрос следили, как версальцы снова начали готовиться к атаке. Подождав, пока они двинутся вперед, матрос нажал спусковой рычаг. Внезапно ровный стук митральезы сбился, она стала захлебываться, и совсем замолчала. Напрасно они дергали за рычаг. Матрос привстал на корточки и, сопя, затеребил створку, — она не поддавалась. Артур стоял на коленях — сбоку, обеими руками поддерживая горячий станок. Рульяк вертелся, переводя взгляд с версальцев на молчавшую митральезу и, как заведенный, твердил:
— Скорее, ну, скорее же кончайте!
Матрос поднял голову, поглядел в ожидающие глаза Артура Демэ и, словно сейчас услыхав Рульяка, свирепо заорал:
— Заткнись ты, нуда!
— Спокойней, спокойней, мальчики, — повторял Артур, хотя ему самому хотелось ругаться и кричать от злобы. Матрос шумно передохнул и, ухватив створку своими цепкими прокуренными пальцами, попытался аккуратно поднять железную планку. Кончики его широких зубов глубоко впились в губу. Створка не двинулась. Версальцы стреляли из-за укрытий. Офицер поднял руку, и солдаты стали перебегать. Они бежали осторожно, скапливаясь в подъездах, за выступами домов, подбираясь все ближе. Луи схватил ружье, но тотчас отбросил его в сторону, — одинокий выстрел с баррикады лишь придал бы смелости версальцам. Губы его дрожали. Матрос заколотил кулаками по магазину, дико ругаясь. Бронзовый ствол митральезы тоскливо зазвенел.