Генерал-лейтенант Самойлов возвращается в детство

— Вы всё равно от меня ничего не получите. Я всё равно вас не помню. Вот вы сейчас воооооооон отсюда, и я тут же опять, но ещё сильнее забуду вас!

— Но ведь вы даже и не знаете, зачем я пришёл!

— А если и узнаю, то тут же забуду! — Он помолчал и сказал уже совершенно нормальным человеческим голосом: — Я вас очень прошу, чтобы вы ушли и никогда больше не приходили… Хотите, я встану перед вами на колени и буду горько плакать? Хотите, я буду рыдать перед вами на коленях?

Григорий Григорьевич согласился:

— Вставайте. Плачьте. Рыдайте. Так делают многие виноватые перед законом крупные преступники.

С открытыми глазами собачий гипнотизёр по фамилии Шпунт потерял сознание.

— Вот это серьёзно, Джульетточка, — задумчиво проговорил Григорий Григорьевич. — Патологически

боится слов закон и преступник. Значит, он преступник и нарушает закон. Но почему он не хочет иметь с нами дело? Даже выслушать не хочет, зачем мы к нему пожаловали. Почему он нас боится? Надо вызвать ноль-два или ноль-три!

— Не надо… — жалобно раздалось с кушетки. — Никого не надо вызывать… Прошу… умоляю… требую…

— Нет, вызовем! — грозно пообещал Григорий Григорьевич, вставая. — Если вы притворяетесь, что никого и ничего не помните, соответствующие органы напомнят вам…

При слове органы собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт затрясло и трясло довольно долго и сильно. Когда тряска прекратилась, он умоляюще произнес:

— Ладно. Чего вам от меня надо?

— Теперь, — ничего, — услышал он угрожающий ответ. — Мы приходили приобрести у вас собачку, а теперь нам от вас ничего не требуется.

И опять собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт затрясло, но теперь уже гораздо сильнее и надолго. Закончив трястись, он подошёл, ну прямо как побитая собака, и, преданно заглянув в глаза Григория Григорьевича, хрипло и страстно произнес:

— Я готов выполнить любые ваши указания!

— С какой целью вы сначала не пускали нас, а затем прикидывались ничего и никого не помнящим?

— Я не прикидывался. Я действовал бессознательно. Это у меня уникально-феноменальное заболевание с феноменально-уникальным рецидивом.

— Значит, вы рецидивист?!

— Только в медицинском значении! В остальном я вне подозрений!

— Точно вне?

— Абсолютно точно — вне!!!

— А чего тряслись? Почему в обмороке сидели?

— Я же информировал вас: уникально…

— Феноменальное вранье. Всё проверим.

— Не надо проверять! Ничего не надо ПРОВЕРЯТЬ!

— Мы уходим. — Григорий Григорьевич грозно обошёл стол, ещё грознее направился к дверям, но собачий гипнотизёр по фамилии Шпунт перепрыгнул через спинку стула, прижался затылком к дверям и провизззззз-жал:

— Неееееельзззззззззззяяяяяаааа… уходить нееееееельзззззззззззяяяяяяяяааааааааа! Почему вы преследуете меня? Следите

за мной почему? И где логика — основа поведения человека? Вы пришли и, ничего не получив, отказавшись получить, уходите? Значит… значит… значит… Не убивайте меня! Я же моментально скончаюсь, если…

— Не умрёте — раз. Не скончаетесь ни моментально, ни медленно — два. За всё ответите — три. Прочь с дороги! — четыре. — И Григорий Григорьевич машинально замахнулся на собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт Джульетточкой.

Тот по дверям, упираясь в них спиной, сполз вниз, сел на полу и жалобно заскулил, чуть-чуть подвывая.

Григорий Григорьевич открыл дверь, перешагнул через него и…

— И вот сижу и думаю, кто же он такой? — обеспокоенно спрашивал он Вовика. — Квартира огромнейшая, как универмаг почти со всеми отделами — столько в ней вещей накоплено. Хозяин трясётся при словах закон и преступность, а при слове органы сидит в обмороке! Это в наивысочайшей степени сверхподозрительно! И феноменально-уникально непонятно! За всем его уникально-феноменальным поведением что-то кроется! Мой долг — выяснить!

Но, как ни уважал Вовик Григория Григорьевича, — даже история с Джульетточкой не отразилась на этом уважении, — всё равно он остался безучастным к поведению собачьего гипнотизёра по фамилии Шпунт и небрежно ответил:

— Жулик он обыкновенный.