Генерал-майор

Послушно взяв девушку под руку, Денис повел ее прямо по коридору, затем свернул – туда, куда велели, – и вот уже оба оказались в небольшой комнате, некоем алькове, украшенном розовыми занавесками и картинами в золоченых рамах.

– Между прочим, это Буше! – усевшись на оттоманку, застеленную зеленым с желтыми полосками пледом, Данута потянула своего спутника за руку и лукаво улыбнулась.

– Буше? – с видом знатока Денис глянул на картины. – Я думал, Ватто!

– Ну, может быть, и Ватто, – спокойно согласилась девчонка. – Тебе нравится?

– Да как сказать… Слащаво как-то.

Чтоб уж совсем прослыть человеком весьма сведущим в современном искусстве, Давыдов хотел было добавить, что больше любит импрессионистов или, там, Ван Гога с Гогеном! Хотел, но вовремя спохватился: до появления импрессионизма еще оставалось где-то с полсотни лет.

– А мне нравится! – Данута подняла бокал. – За наше знакомство…

– За знакомство…

– Ну? Теперь поцелуйте меня, что ли… То есть – поцелуй…

А почему бы и нет? Сколько этой девочке лет? Шестнадцать? Восемнадцать? Вряд ли больше двадцати… Так ведь и ему, прославленному гусару и поэту, генерал-майору Давыдову всего-то тридцать!

Целоваться Данута умела, этого не отнимешь. Страстно, горячо, с языком… Руки Дениса скользнули по голым плечам девушки, нежно погладили шейку, и вот уже проникли в самое декольте, нащупали грудь. Затрепетал под сильными пальцами гусара податливый и быстро твердеющий сосочек… Панночка застонала, закатила чудные серо-голубые глаза. Трепетные ресницы ее дернулись, задрожали…

– Там, сзади, на платье, крючочки…

Хм… Крючочки? Гусарам ли не знать! Быстро все расстегнув, Денис обнажил девичью спинку, нежную, с шелковистою кожей… Поцеловал меж лопатками, погладил, пробежался пальцами по позвоночнику… Проник и дальше, ниже, целуя ямочки возле копчика…

– Ах, милый Денис…

Они предались любви тут же, на оттоманке, отдаваясь друг другу взаимно и страстно. Давыдов бросился в омут плотской любви, словно в лобовую атаку, столь же неукротимо и яростно, но вместе с тем – и нежно…

Данута стонала, извивалась, вскрикивала, закатывая глаза. Крепенькая тугая грудь ее теперь уже не казалась такой уж маленькой, тело же было – выше всяких похвал! Ну, может, талия слегка тонковата… Так это же вовсе не порок!

– Денис! Мне очень понравилось, – развалившись на пледе, без всякого жеманства промолвила панночка.

– Ты очень красивая! – Погладив ее по бедру, Денис улыбнулся.

Девчонка прищурилась… Ах, эти ямочки!

– Правда-правда?

– Правда-правда! Красивая, да… И еще…

Денис вдруг замолчал и с нежностью поцеловал Дануту в пупок.

– Наверное, ты хотел спросить, где я потеряла девственность? – неожиданно засмеялась юная пани.

Давыдов закашлялся… Подобной раскрепощенности он, признаться, не ожидал.

– Так там же, в коллеже.

– Так он же, ты говорила, девичий?

– И что? – Панночка снова расхохоталась, уже куда громче. – Мальчишки же заходили… Один мне очень нравился, очень. Такой светловолосый, синеглазый, красивый… И однажды мы пошли в сад… Там, в саду, все и сделалось. Очень даже славно! Правда, отец Станислав, падре, заметил… Правда, тогда сразу не подошел… А потом долго смеялся!

– Смеялся? – искренне изумился Денис. – Вот так падре!

Данута сверкнула глазищами:

– И что? Очень хороший человек наш падре Станислав! Читал нам лекции по древней истории, учил латыни. А по поводу… ну нашего… сказал так: ханжество, сказал, хуже всего. Любовь не такой уж и грех. Тем более его и замолить можно.

– Так ты замолила?

– Замолила. Падре Станислав лично меня исповедовал… И многому научил в любви! Вот ты, Денис, ведь был в Париже?

– Ну, конечно, был! – рассмеялся, наконец, и Давыдов. Все же забавное вышло знакомство! И девчонка эта, Данута, забавная. Раскованная, как будто в двадцать первом веке живет.

– Значит, был… И знаешь, что такое французская любовь? А ну-ка…

Денис не стал отказываться – иначе б какой он был гусар? Тем более что девушка сама предложила… Расслабился, чего уж… Правда, не успел и оглянуться, как бойкая панночка оседлала его, словно доброго жеребца, запрыгала, задергалась, застонала… Что там она говорила про ханжество? Все правильно, самая жуткая вещь!

– Ой, славно как, славно! Добже… Ты хороший любовник, Денис!

– Да и ты…

– Ты спрашивал меня о Франтишеке Новаке…

– О ко-ом?

– Ну, тот франт в желтом галстуке.

– Ах, да!

– Так вот он – мужеложец, содомит!

– Вот так да-а! – Денис Васильевич по-настоящему удивился. – И что, вот прямо все об этом знают?

– Ну-у… – Данута покусала губу. – Если и не знают наверняка, то догадываются. О, он хорошего рода, этот пан Новак! Его все знают, он везде вхож… Правда, говорят, богатства все промотал. Но кому какое дело, правда?

– Правда-правда!

– Дразнишься?! А ну-ка… Я вот сейчас тебя укушу! А ну-у-у… Ага…

– Ой, ой! Отстань! Не кусайся, Дануся… Я вот тебя!

– И что ты сделаешь? – девушка томно облизала губы.

– Отшлепаю! Честное слово, отшлепаю. Честное гусарское слово…

Сказано – сделано! Перевернув панночку на живот, Денис шлепнул ее по ягодицам… таким пухленьким, притягательным, славным…