Генерал МИД

Я по натуре сова, могу, если надо, работать ночь напролет, но вот утром... Если я встану в восемь - день пропал. А к Диме в "Кресты" нужно было приезжать рано. Час уходил на то, чтобы встать, собраться, накраситься. Еще час отнимала дорога. В тюрьму сразу не пускали, нужно было отстоять очередь. Иногда, в зависимости от количества следователей и адвокатов, на это уходило до двух часов.

Кабинетов всего 32, приходилось ждать свободного. Двое выходили, запускали следующих. Но мне нередко приходилось пропускать свою очередь, так как нам постоянно выделяли только следственный кабинет № 5, и если он был занят, я вынуждена была ждать. Другие адвокаты проходили в порядке очереди, а я уныло ждала, пока освободится наш персональный номер. Конечно, это наводило на некоторые мысли. Дима считал, что кабинет № 5 был лучше других приспособлен для прослушивания и наблюдения.

Все вместе приводило к тому, что я регулярно опаздывала. Диме это надоело.

- Если завтра опоздаешь, - сказал он, - смотри. Я вырежу у себя на руке столько сантиметров кожи, сколько часов ты заставишь себя ждать.

- Хорошо, - ответила я, не веря в серьезность угрозы.

Дело, конечно, не в том, что я люблю долго спать. Просто мне приходилось жить в крайне напряженном ритме. Было очень много работы, я переписывала и перепечатывала огромное количество страниц. Из тюрьмы я выходила в восемь вечера и лишь к девяти добиралась домой. А у меня ещё был муж, с которым как-то надо было общаться, меня ждал ребенок с несделанными уроками. Помимо Димы у меня были другие клиенты, с которыми надо было поддерживать отношения, обсуждать какие-то деловые вопросы хотя бы по телефону. Хотелось и телевизор посмотреть. В общем, ночью я садилась за компьютер, а спать ложилась уже на рассвете: то в четыре, то в пять, а то и в шесть.

Это был такой хронический недосып, что в тюрьме меня охватывало непреодолимое желание спать. Я просто падала с ног от постоянной усталости. Дима укладывал меня на лавку, накрывал пальто, и я проваливалась в глубокий сон. Эти два-три часа он никого не пускал в кабинет, а если кто-то заглядывал, Дима тихо говорил: "Ира спит".

После того предупреждения, которое мне сделал Дима, я все-таки опоздала. Приводят Диму, он бледен как смерть.

- Что случилось? - спрашиваю, начисто забыв про вчерашнее.

В ответ он молча поднимает рукав. Рука забинтована какой-то тряпкой. Я размотала эту повязку и увидела жуткую картину: рука была разрезана ножницами.

- Я же вчера тебе обещал, что сделаю это, если ты опоздаешь. Ты опоздала, - сказал Дима.

Пришлось бежать в аптеку, останавливать кровотечение - разрез был очень глубокий - и потом каждый день, в течение двух месяцев, делать перевязки. О том, чтобы сообщить тюремному врачу, не могло быть и речи. Диму отправили бы в карцер.

Надо ли говорить, что то опоздание было последним. Урок я запомнила на всю жизнь. На память об этой истории остался шрам.

Операция

В середине января Дима отправил меня в Израиль, чтобы я там сделала себе пластическую операцию по увеличению груди. Я носила второй размер бюстгальтера, это меня вполне устраивало, и никаких комплексов я не испытывала. Но Диме хотелось, чтобы моя грудь "подросла" на один номер. Вопрос делать или не делать операцию даже не обсуждался.

Операция прошла удачно. В каждую грудь ввели по 300 граммов какого-то нового состава, который постепенно перерождается в естественную ткань. Меня предупредили, что грудь будет болеть ровно полгода. Так и вышло. Когда прошло шесть месяцев и один день, боль ушла навсегда.

Но если бы я только знала, какую сильную боль мне придется испытывать, я бы, наверное, не пошла на это. Даже ради Димы. Сама операция была, естественно, под наркозом, поэтому неприятных ощущений почти не было, но зато в течение первых двух недель я просто руки не могла поднять. Одеться, наклониться, помыться - все было проблемой. Сразу после операции я носила специальный лифчик, потом можно было пользоваться нормальным бельем.

Проблема была ещё в том, что врачи запретили мне поднимать тяжести хотя бы два месяца, а мне пришлось буквально через пять дней после операции тащиться с чемоданами в аэропорт. Перелет в Петербург тоже прошел довольно тяжело.

Когда мы, наконец, приземлились в аэропорту, меня встретил адвокат. Одного взгляда на его расстроенное лицо было достаточно, чтобы понять: что-то произошло.

- Что случилось?

- Диму отправили в Нижний Тагил...

Мы-то рассчитывали, что Дима будет отбывать наказание под Москвой, в колонии общего режима, которая расположена в поселке Крюково, недалеко от аэропорта Шереметьево. У нас было направление именно туда. Крюковская колония была "предпочтительней" и потому, что это почти Москва, и потому, что там есть условия для содержания адвокатов. Я планировала быть рядом с Димой, а в выходные выбираться домой, чтобы повидаться с сыном и с родными. Так что Нижний Тагил разом перечеркнул все планы.

Пять женихов

В сентябре 1997 года получилось так, что мне одновременно было сделано пять предложений руки и сердца. Почему-то все выбрали для этой цели именно сентябрь.