Генерал МИД

Дима обещал "деду", что, как только освободится, обязательно издаст его стихи. Тому, конечно, очень хотелось в это поверить, но, по-моему, он боялся даже мечтать о такой перспективе. Ему казалось слишком невероятным, что он, зек, однажды откроет книжку собственных стихов...

Но Дима такой человек, что если обещает что-то, то, как правило, слов на ветер не бросает. И в один прекрасный день московское издательство выпустило эту книжку под названием "Вам!".

Стихи предваряются графически исполненным портретом "деда" на фоне уходящего вдаль черного коридора с просветом, забранным колючей проволокой, и строками Анны Ахматовой:

Когда б вы знали, из какого сора Растут стихи, не ведая стыда,

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

А это уже поэт. Вслушайтесь в его слова, почувствуйте его душу:

ЗАЧЕМ ГЕРАСИМ УТОПИЛ СВОЕ МУМУ?

Приелись афганцы, путаны, наркотики,

Распутин и Сталин, Чубайс и Немцов.

И два журналиста, желая экзотики,

Примчались на зону для бывших ментов.

Ведь каждому помнится "тот" участковый,

Что в детстве казался страшнее войны,

И наглый сержантик в шинелечке новой,

Что бил мужика на глазах у жены.

А сколько "гаишники" крови попили,

А скольких сломал беспредельный ОМОН.

Но вот наконец-то их всех посадили,

Лишив пистолетов, дубинок, погон.

В тюремную робу их всех обрядили,

Не в моде на брюках здесь краповый кант.

В спецзоне прописаны в Нижнем Тагиле И бывший полковник, и бывший сержант.

Здесь чище и строже, чем в "правильных"

зонах,

Режимом отмерен и отдых, и труд,

А службу несут здесь менты при погонах И бдительно бывших коллег стерегут.

Здесь к бывшим коллегам придирчивы крайне,

Мол, вы - это вы, ну а мы - это мы!

Здесь служат по принципу: "Jedem das seine"*,

Зарекшись навек от тюрьмы и сумы.

И два журналиста сюжетик отсняли,

И он в "Новостях" был показан стране,

Смотрели, смеялись, плевались, кричали;

Но был обыватель доволен вполне.

Ему торжество показали Закона,

Живи, мол, спокойно, тебя берегут,

Но стало ль преступников меньше в погонах?

Этапы в Тагил все идут и идут.

В истории этой не будет морали,

Ведь вся наша жизнь аморальна, увы!

И сколько б по тюрьмам ментов не сажали,

Известно, что рыба гниет с головы.

Когда ж для политиков зону откроют,

Что целый народ утопили в дерьме?

Они разрушают, а вовсе не строят

Им место в Кремле или все же в тюрме?

Мы не стали заранее сообщать "деду", что привезем с собой тираж его стихов. Когда мы с Димой приехали в Нижний Тагил, из вещей у нас был огромный чемодан, набитый книгами. Когда на проходной нас спросили, что в чемодане, мы ответили: "Стихи Александра Васильевича". Надо было видеть изумление на лицах сотрудников колонии! Их потрясли два момента: во-первых, они своими глазами увидели книги человека, отбывающего наказание в данной колонии, а во-вторых, этот интеллектуальный груз привез сам Дмитрий Якубовский, который не держал в руках ничего тяжелее Уголовного кодекса...

Ну а "дед", когда увидел свои книги, испытал самый настоящий шок. Мне не хватит слов, чтобы выразить всю гамму чувств, охвативших этого человека.

"В своей одежде был педант"

Я уже писала, что для меня наряды не много значат. Будут у меня одни джинсы или сто туалетов, я все равно чувствую себя уютно. Но для Димы одежда значит очень много. Весь гардероб набит его вещами, моей одежды там, пожалуй, лишь тридцатая часть. Сколько у него костюмов, рубашек, туфель? Не знаю, я даже никогда не задавалась целью все пересчитать.

При этом он помнит каждую вещь, вплоть до мелочей: где покупал, за какую цену, при каких обстоятельствах. Одежду он меняет каждый день.

До знакомства с Димой я считала, что неплохо справляюсь с домашней работой, но муж проводил мне своеобразный ликбез. Он научил меня все делать правильно. У нас сменилась уже вторая домработница. Даже их, взрослых опытных женщин, Дима учит всяким премудростям. Он умеет делать абсолютно все.

Когда мы вернулись в Москву, встала проблема, с которой мне не приходилось сталкиваться раньше: мой гардероб. Теперь мне приходится соответствовать имиджу жены Якубовского.

...Первый рабочий день в новом офисе. Надеваю те же джинсы, в которых хожу дома, и вижу, как Дима открывает рот и произносит изумленным голосом: "У тебя больше ничего нет?"

Не подумайте, что до брака с Димой я была голая-раздетая. Просто мне пришлось оставить все вещи младшей сестре. Дима сказал, что новую жизнь надо начинать в новой одежде. Но у нас были более важные проблемы, и о туалетах я даже не заикалась. С Диминой одеждой было легче, ему мама все прислала из Канады.

За нашу совместную жизнь мы ходили за покупками всего три раза. Всегда это получалось спонтанно, быстро и как бы между делом. Я сразу предоставила Диме полный карт-бланш, сказав ему: "Все, что тебе понравится, я надену без слов".