Генерал Раевский

Рядом стояла она, Елизавета Ксаверьевна. Слегка припухлые губы обнажали в улыбке белые и плотные, словно жемчужины зубы, лучились бархатисто чёрные глаза. В ней действительно всё было прекрасно: и овал лица с небольшим выпуклым лбом, и длинная шея, и голос, грудной и певучий.

   — Мы очень рады видеть вас у себя, Александр Сергеевич. Я читала ваши стихи, и они меня покорили, — сказала графиня.

   — Весьма польщён, — ответил поэт, целуя руку женщины.

«Раевский прав: в такую женщину нельзя не влюбиться», — подумал он.

Весь вечер Пушкин не спускал с неё глаз, испытывая волнение. Казалось, она была неодолимым магнитом, притягивавшим его всего.

Александр Раевский, отведя приятеля в сторону, произнёс:

   — Я так и знал, Пушкин, что перед чарами графини тебе не устоять. Поздравляю. Если нужна будет помощь, призови, помогу. Я ведь в доме свой.

   — Тогда скажи графине, что я от неё без ума и ради неё готов на всё.

Вскоре меж Пушкиным и Елизаветой Ксаверьевной возникла любовь, глубокая, тайная, понятная только им двоим. Нет-нет, это было не очередное мимолётное увлечение, каких у молодого поэта было немало. Казалось, они оба потеряли голову. Но как ни оберегали они свои чувства, их отношения стали достоянием света. Да и неудивительно! Поэтический гений Пушкина привлекал внимание многих, в нём уже признавали первейшего пиита России. А за каждым шагом Елизаветы Ксаверьевны — супруги одного из влиятельнейших особ империи — следили десятки глаз её поклонниц и завистниц. Постарался и Александр Раевский, откровенно завидовавший успеху друга.

Нашлись поэты, которые, сочувствуя влюблённым, посвящали им такие шутливые строки:

Горит вдали закат пунцовый,И Пушкин близ мятежных вод Вновь на колени Воронцовой Шальную голову кладёт.

Стихи читает по привычке – Влюблённый, пылкий, молодой – И на груди у католички Целует крестик золотой.Вздыхая, будто он в печали,Она корит его опять:«О, матка бозка! Обещали

Вы только крестик целовать...»

Однажды Александр Раевский в кабинете начальника заявил:

   — Полагаю, ваше сиятельство, для пользы дела Пушкина надобно из канцелярии удалить.

Воронцов, конечно, понял смысл сказанного адъютантом, но пожелал слушать дальше.

   — Пушкин не очень старателен в делах, как я слышал. Он главным образом занимается стихоплётством, тем лишь и занят. Давеча признался в намерении просить увольнения со службы, чтобы совсем отдаться ремеслу. Говорит, что оно приносит более дохода, чем служба. На днях ему прислали из столицы две тысячи рублей за поэму о разбойниках. Это почти три его годовых жалованья.

   — Интересные новости вы говорите, полковник. Вы ведь с Пушкиным в приятельских отношениях, не так ли?

   — Так точно. Только долг службы для меня превыше всего.

   — Разумеется.

Александр Раевский давно собирался сообщить графу о Пушкине, о его отношении к Елизавете Ксаверьевне и ждал подходящего случая. Притворяясь приятелем, он сумел войти в доверие к открытому, бесхитростному поэту, даже помог ему сблизиться с графиней, но чувство зависти к Пушкину, его успеху не покидало самовлюблённого адъютанта, оно переросло в ревность и ненависть. Пушкин же по-прежнему верил ему.

   — Должен сообщить вашему сиятельству даже большее. — Раевский решил нанести решающий удар. — Речь идёт о Елизавете Ксаверьевне.

Граф вздрогнул, взгляд его остекленел.

   — Об их отношениях ходят... недобрые разговоры. Нельзя, ваше сиятельство, допускать, чтобы Пушкин оставался здесь. Я давно хотел сообщить вам об этом...

   — Не продолжайте, полковник. Идите. — Граф указал на дверь.

Воронцов догадывался о взаимных чувствах жены и Пушкина. Однако он сдерживал себя, старался отдалить поэта от дома. В одном из писем он писал:

«С Пушкиным я говорю не более четырёх часов в две недели: он боится меня, зная, что по первому слуху, который до меня об нём дойдёт, я его отошлю, и тогда уж никто не пожелает возиться с ним; я точно осведомлён, что он ведёт себя гораздо лучше и гораздо сдержанней в разговорах, чем это было при добряке Инзове... По всему, что я узнаю об нём, он весьма осторожен и сдержан в настоящее время, в противном случае я бы его отослал и лично был бы очень рад, так как не люблю его поведения...»

Теперь этот разговор с Александром Раевским.