Генерал Родимцев. Прошедший три войны

Меня не раз спрашивали, какой смысл было держать оборону нашей бригаде на главном участке прорыва танковых войск Гудериана, на Сейме, при более чем 30-кратном превосходстве противника.

Я обычно отвечал так:

– Во-первых, Гудериан нам не докладывал, что он будет наступать именно здесь. Во-вторых, есть суровые законы войны – стоять там, где тебя поставили. Даже если ты не уверен, что останешься жив. В-третьих, за два дня боя мы нанесли противнику значительный урон, уничтожив около двух тысяч солдат и офицеров и свыше 30 танков».

После полудня 8 сентября, когда немецкие войска наладили переправы через Сейм, их авиация принялась обрабатывать позиции бригады. По рассказам отца, такой ожесточенной непрерывной бомбежки они на себе еще не испытывали. Она продолжалась более четырех часов. За все это время выйти из укрытий было физически невозможно. Отец и несколько штабных офицеров оказались почти погребенными заживо в обрушенном блиндаже, задыхаясь в дыму и пыли. Некоторых людей засыпало землей так, что их пришлось откапывать из песка и приводить в чувство, а потом всем вместе расчищать вход в блиндаж, который сровняло с землей. Но больше всего отца беспокоила мысль о том, что же происходило на передовой. Из полученных сообщений стало ясно, что бригада удержала позиции, но потери были большими…

Наутро следующего дня все повторилось сначала. С той только разницей, что, не дожидаясь окончания авиационного налета, по нашим позициям ударила немецкая артиллерия. Весь передний край утонул в тучах пыли и дыма. За это время 3-я танковая дивизия Моделя и части 2-й полевой армии форсировали Сейм и двинулись в направлении Конотопа. Лавина танков и мотопехоты шла прямо на позиции бригады.

Десантники дрались умело и бесстрашно, но их ряды таяли, и Родимцев ничем не мог помочь своим батальонам – ни людьми, ни техникой. Попытка сманеврировать имеющимися силами провалилась – под ураганным огнем на открытой местности бойцы не смогли пройти ни шагу. Даже в одиночку, маскируясь, передвигаться было невозможно. Оба связиста, посланные восстановить связь, не вернулись. В бой было брошено все, что можно, но силы были слишком неравны. Отбивая непрерывные атаки, полностью погиб 4-й батальон капитана Пастушенко. Оборона на этом участке перестала существовать. И только после этого враг открыл себе дорогу на Конотоп.

Отец вспоминал: «Колонна за колонной неслись в километре от нас танки 3-й дивизии Моделя в сторону Конотопа, навстречу танкам Клейста. Следом за ними мчались бронетранспортеры и просто грузовые машины с пехотинцами. На оборону оставшихся в стороне других батальонов нашей бригады они не обращали внимания. Им было не до нас. Нами скоро займутся другие…»

Это произошло даже быстрее, чем он думал. Уже на следующий день гитлеровцы перерезали дорогу в тылу бригады. Они оказались окруженными с трех сторон, а еще с одной тянулся заболоченный лес. Все, что случилось потом, отец помнил до мельчайших деталей. На КП позвонил командир батальона старший лейтенант Михайлов. Срывающимся от волнения голосом он прокричал: «Товарищ полковник… Немецкие танки прорвались. Они идут на вас!» Связь оборвалась. Выглянув из щели, отец прямо перед собой увидел четыре танка, без пехоты, которые шли на них. Положение было настолько критическим, что действовать приходилось быстро, надеясь лишь на интуицию, выдержку и смекалку. Вместе с комиссаром они укрылись в крохотном блиндаже связистов, другие офицеры рассеялись вокруг.

Заметив их, один танк въехал на блиндаж и начал елозить взад-вперед, пытаясь раздавить его. Но перекрытие выдержало. Тогда фашист отъехал и стал целиться из пушки прямо во вход. Родимцев приказал немедленно покинуть укрытие. Первыми выскочили, прямо под гусеницы стоявшего танка, связисты, затем отец и комиссар. Раздался выстрел. Подхватив раненного осколком снаряда бойца, они отходили, прячась в кустах. Отец вспоминал, что каждую секунду он ждал гибельного выстрела им в спину. Но, оглянувшись, увидел, что немецкая машина горела. Кто-то из офицеров, спасая их, удачно бросил бутылку с зажигательной смесью. Не замеченные другими танками, они добрались до батальона, который немцы атаковали в тот день меньше других.

Настал момент, когда надо было решать – что делать? Отец вызвал для совещания начштаба Борисова и комиссара Чернышева. Отойти с оставшейся частью бригады без приказа сверху они не имели права. За это могли и расстрелять. Оставаться на месте почти без боеприпасов, имея на руках около семидесяти раненых, означало погибнуть всем под гусеницами танков и огнем немецких автоматчиков.

Спустя годы об этих тяжелых раздумьях отец напишет: «У командира есть минуты особой трудности. Вот такая минута настала и для меня. Вспоминаю Киев: поступить, как командир роты, бросивший бойцов в штыковую атаку под огонь автоматов и пулеметов! Простят ли мне, если я брошу десантников с одним стрелковым вооружением на танки? Врагу только этого и надо».