Генерал Слащев-Крымский

Судя по всему, Булгаков долго работал над образом генерала Слащёва. Яркость и противоречивость его фигуры не давали писателю покоя. С. Гаврилов в «Безумном герое Михаила Булгакова», в противовес упомянутой энциклопедии, достаточно смело предполагает:

«Булгаков несколько раз перечитал мемуары Якова Слащёва и не поверил устойчивым сплетням о том, что талантливый военачальник был алкоголиком, наркоманом и психически больным человеком. Булгаковский Слащёв-Хлудов возвышается над всеми противоречиями своего характера и обнаруживает неожиданно чувствительную натуру. Война для него — тяжёлая работа. Он устал, не может спать, набирает сон по очкам и бредит внутренними монологами: «Что со мною? Душа моя раздвоилась, и слова я слышу мутно, как сквозь воду, в которую погружаюсь, как свинец. Оба, проклятые, висят на моих ногах и тянут меня во мглу, и мгла меня призывает…»

В его монологах, обращённых к тени повешенного вестового Крапилина, удивительным образом сочетаются «высокий штиль» и свойственная Хлудову разговорная лексика: «Пойми, что ты просто попал под колесо, и оно тебя стёрло, и кости твои сломало. И бессмысленно таскаться за мной. Ты слышишь, мой неизменный красноречивый вестовой?»

Из построения такого «речевого потока» драматург создал своеобразный, запоминающийся образ неординарного боевого генерала и человека. Он достаточно мягок, душевен, психологически открыт и… почти романтичен.

Эмоциональный строй речи булгаковского Хлудова перекликается с речью реального Слащёва. В этом отношении примечательны диалоги Хлудова и Белого главнокомандующего. Хотя Булгаков в них не использует прямого цитирования текста слащевских мемуаров, сам тон этих диалогов почёрпнут им, очевидно, именно оттуда.

Слащёв, сохранявший по отношению к Врангелю публичную лояльность, проявил своё истинное отношение к нему на страницах книги. Конфликт Слащёва — Врангеля, спроецированный в «Беге» на Хлудова и главнокомандующего, подан Булгаковым так, как объясняет его сам Слащёв. Драматург правильно почувствовал реальную ситуацию в Крыму. Он не поверил Врангелю, ославившему Слащёва как сумасшедшего. Автор пьесы понял, что это был «манёвр» Врангеля, который спасал союз с Антантой и принёс в жертву этому союзу популярного в армии генерала. Зато Булгаков проницательно поверил «сумасшедшему» Слащёву.

Доктор в прошлом и писатель в настоящем поставил свой нравственный диагноз опальному полководцу. Драматург создал портрет крупного военачальника и настоящего патриота-идеалиста».

6

В заключительной части отзыва на пьесу «Бег» (политическое значение пьесы), а фактически в доносе, видного большевика П.М. Керженцева (выступающего в роли министра культуры тех лет), написанного в Политбюро ЦК ВКП(б) до 6 января 1929 года, говорилось: