«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи

— Правду говорил Туташхиа, и в самом деле один пропадет, — после чего помолчал еще немного, успокаивая кипевшую внутри него злость, и, не в силах до конца побороть сконцентрированное в нем возмущение, коротко бросил:

— Идите уж, Троцкий. Как вахту отстоите — передайте старпому, что я определил вас на камбуз, коку помогать. До конца рейса! — И, видя, что Троцкий так и не сдвинулся с места, заорал: — Да уйдете вы уже, наконец?! Бегом отсюда, олух! Отставить! Сначала к вахтенному за шваброй, а потом сюда! Это, — Арсенин ткнул пальцем в направлении кучи осколков, — убрать! Но аккуратно!

И только после того, как за убегающим матросом захлопнулась дверь, судорожно вздохнул, предчувствуя, что одним разбитым барометром не обойдется, и все самое плохое, как уж повелось исстари, впереди.

Из дневника Олега Строкина

18 сентября 1899 года. Борт парохода «Одиссей»

Как я и предполагал, встреча с Винницким не принесла ничего хорошего. Поначалу Лопатин (на время судьбоносного рандеву я дал Сашиной сущности максимум свободы) старинному приятелю обрадовался. А вот тот что-то не очень. Нет, лицо у него было крайне приветливое, добрейшая и сострадательная улыбка, сочувствующие нотки в голосе… все как полагается. Но глаза! Взгляд жесткий, колючий, без тени тепла и участия. А через несколько минут разговора, стоило Лопатину поинтересоваться продвижением дел в их совместном бизнесе, Мишины глаза и вовсе ледяными стали. Отчитался он до копеечки, но сразу после окончания деловой части раута предложил предоставить убежище где-то в порту. Биндюжники, мол, укроют. И взглянул на меня так, словно уже подписал приговор. Окончательный и без права на обжалование. Мне кажется, Лопатин тоже понял, что укрытие в порту — билет в один конец. На дно морское или в безымянную могилку, не важно куда, но с концами. Пока Саша в панике хлопал глазами, я перехватил инициативу (благо для постороннего взгляда эти пертурбации не заметны) и выложил последний козырь, упомянув о Дато. Небрежно так. Мол, за время странствий подружился с абреком, вплоть до побратимства, и вскоре он меня искать начнет. И тут же весьма позабавился, наблюдая за реакцией Винницкого.

Едва крутой Уокер, тьфу ты, Миша, услышал про Туташхиа, как его взгляд тут же плеснул страхом. Ужасом. Так смотрит человек, дошедший до края пропасти и открывший глаза на самом ее краю, так и не успев сделать роковой шаг. Винницкий тут же дал адрес конспиративной, тьфу ты (что-то я сегодня сбиваюсь чаще обычного), съемной квартиры, туманно пообещал помочь деньгами и документами и, сославшись на очень срочные дела, распрощался. А я побрел на вокзал разузнать, когда и куда поезда ходят. Желательно, чтобы ходили они как можно дальше. Возле вокзала я и попался полиции. Абсолютно по-глупому. Впрочем, иного я сам от себя и не ожидал. Ну какого лешего, спрашивается, я от городового сквозануть попытался? Полиции мое лицо не знакомо, а что документов при себе нет, так Лопатин говорит, что здесь и сейчас паспортную книжку постоянно при себе носить необязательно. В общем, все мы сильны задним умом. Итог вполне закономерен, сначала я попал в полицейский участок, оттуда — в тюрьму. Странное дело, едва Лопатин узнал, что на ближайшее время мне (и ему, соответственно) предстоит куковать в Одесском тюремном замке, как он сам успокоился и меня увещевать принялся: мол, вполне приличное место, кормят-поят, гулять выводят и не обижают. Только мне от этого легче не стало. Одно хорошо, в тюремной камере я с Колей Корено познакомился, что тоже закономерно — должно же мне хоть в чем-то везти?

Николай — занятный парень. Старше меня на пару лет, а весь из себя пробивной, уверенный, но спокойный. Хотя чего б при таких данных не быть пробивным — каждый его кулак как два моих, но уверен, доведись ему с Дато на узкой тропке пересечься, братишка его на счет раз сделает! Пообщались мы полдня, а Корено уже и меня готов под опеку взять, так что даже если в замке к уголовным определят, Коля меня в обиду не даст. Одного не пойму, у меня что, красным маркером аршинными буквами на лбу написано: «нуждается в защите и опеке»? Сначала Дато (но тогда хотя бы формальный повод имелся), теперь Корено, и все готовы меня оберегать, как будто я сам ничего не могу!

Написал и задумался, а чего я могу? По большому счету — ничего. Если лопатинскими навыками воспользоваться — торговать, если собственными — и того меньше. Кому и зачем здесь могут пригодиться мои познания в русской-советской литературе или громадный репертуар всяческих песен? Никому. Так что надо засунуть гордость поглубже (вот ведь не вовремя буянить стала!) и радоваться, что есть на кого положиться. Да только в тюрьме париться у меня желания нет, даже на пару с Корено. Вот с Дато я бы посидел, хотя, будь он рядом, я бы за решетку не попал.