Генерал суворовской школы

1 і ва всех степеней и крайней бестолочи всех распоряжений: наша мрмия, — как тогда я рассуждал, — не была вовсе кем либо побеждена или разбита, она разбилась о собственную бестолочь. Чем дальше я ехал, тем справедливость этого рассуждения становилась неоспоримее».

Юденичу не довелось видеть подобную картину отступления армейских тылов, находившихся в Мукдене. Его полк отходил ii i города на север по той же Мандаринской дороге в арьергарде, готовый в любой час остановиться и развернуться для боя. Но такое положение дел после Мукденского сражения наблюдалось далеко не везде.

В Маньчжурской армии, дисциплина в рядах которой после Мукденского поражения резко упала, встала проблема дезертиров. ( олдаты из тылового пополнения оставляли свои части и всякими правдами и неправдами старались добраться до России, откровенно не желая больше воевать на китайской земле «за Веру, Царя и () гечество». Чтобы остановить таких бегунов в прифронтовых маньчжурских городах Тилине, Чантуфу, Сыпиенае, Гунчжулине и Харбине, на узловых станциях железных дорог были поставлены і іадежньїе кордоны против лиц, самовольно оставивших свои полки. Но главе кордонов стояли чины военной жандармерии.

Информация, проходившая по штабной линии, удручала. Из псе вытекало, что пресечение дезертирства в рядах отступавшей

Маньчжурской армии не всегда было дело бесконфликтным. В сообщениях приводились удручающие примеры — один из которых особенно поразил Юденича. На Тиллинской железнодорожной станции произошел случай, когда офицер хотел было остановить группу вооруженных солдат-дезертиров, садившихся в вагон поезда, следовавшего в Читу. Нижние чины офицеру не подчинились и приняли его в штыки. Солдат пришлось разоружить силой и посадить на гарнизонную гауптвахту для расследования случившегося.

Подчиненный полковнику Н.Н. Юденичу стрелковый полк ничего подобного не знал. По архивным документам Маньчжурской армии, он отмечался как дисциплинированная воинская часть, которая оставалась такой до самого окончания Русско-японской войны. То есть это подтверждало то, что данный полковой командир смог сколотить из виленских стрелков достаточно хорошо организованный, слаженный воинский коллектив, способный выполнить самые трудноисполнимые задачи. Полк не «терял своего лица» в самой неприглядной фронтовой ситуации, особенно когда дело шло об отступлении после понесенного Мукденского поражения.

Как сражались стрелки в деле под Мукденом? Об их подлинном мужестве, к примеру, свидетельствует запись в «ротной памятке» одного из стрелковых полков (соседнего с 18-м), сделанная фельдфебелем Цырковым:

«Артиллерийский огонь все усиливается. Шимозы и шрапнели буквально засыпали нас. Держаться в цепи было невозможно, и я послал (ротный командир был убит) об этом донесение подполковнику Кременецкому, но в ответ была получена записка с кратким содержанием: “Держаться во что бы то ни стало»”.

С этого момента мы твердо решили умереть на месте. С этой мыслью люди забывали об опасности: они становились (для стрельбы. — А.Ш.) “с колена” и “стоя” и мстили за своих убитых и раненых товарищей. В это время мы были уверены, что японцы никогда не выбьют нас из занимаемого места, и не выбили бы, если бы не это противное отступление»

Позднее, в годы Первой мировой войны, на «своем» Кавказском фронте Николай Николаевич не раз убеждался в том, сколь велик и значим пример командира для своих подчиненных. Если он мог поддерживать среди них на должном уровне воинскую дисциплину и обычную организованность, то в та-

Ком случае полку или батальону, батарее или эскадрону не гро-kiuia «эпидемия» расхлябанности и неисполнения приказов. Тогда піоди не теряли чувства долга перед Отечеством и не становились толпами дезертиров, уходивших из окопов домой с оружием в руках. А именно таким смотрелся распропагандированный 1'усский фронт Мировой войны после февраля 1917 года.

Мукденское поражение, как казалось, положило предел терпению не только и без того волнующейся российской общественности, но и императорского двора. Николай II, удрученный бла-юдушными реляциями своего недавнего военного министра, которые шли в Санкт-Петербург пространными телеграфными строчками, наконец-то решил его сменить.

Новым главнокомандующим стал генерал от инфантерии II П. Линевич, прекрасно знающий Дальний Восток, которому он отдал многие годы жизни своей жизни. У него были и боевые ілслуги; особенные отличия значились в послужном списке во нремя Китайского похода — подавления восстания «ихэтуаней» («боксеров») в 1900—1901 годах. Тогда японцы были союзниками международных экспедиционных войск, в состав которых вхопили и русские. Казалось, что смена главнокомандующего должна принести несомненную пользу, но дело было в том, что Пиневичу от Куропаткина достались расстроенные воинские

СИЛЫ.