Генерал в Белом доме

Эйзенхауэр писал в своих мемуарах, что американские руководители не могли предположить, что пилот этого самолета Пауэрс останется жив и будет захвачен в плен. В случае инцидента с У-2 должно было сработать взрывное устройство, которое полностью уничтожило бы все следы воздушного шпионажа. Но подводит и самая совершенная техника. Когда из Москвы пришло сообщение, что Пауэрс жив и дал на пресс-конференции показания о своем шпионском полете, это поставило власти США и лично Эйзенхауэра в тяжелейшее положение.

Один из американских комментаторов в состоянии профессиональной прострации не нашел ничего лучшего, как сообщить о том, что Пауэре жив, под крупным заголовком «Прекрасная новость»[845]

. Но кое для кого это была страшная новость. Необходимо было что-то срочно предпринять. Эйзенхауэр опубликовал заявление, в котором вынужден был признать, что полеты У-2 были санкционированы им лично и всю ответственность за это несет только он один.

В беседе с Милтоном Эйзенхауэром автору этой книги нелегко было поставить перед братом президента вопросы, касающиеся столь щекотливой страницы в истории президентства Дуайта Эйзенхауэра. Но без этих вопросов терялся и смысл интервью с самым близким и доверенным лицом из окружения президента.

Милтон Эйзенхауэр ответил так: «За несколько месяцев до инцидента с Пауэрсом Эйзенхауэр распорядился прекратить полеты У-2. Но заинтересованные государственные учреждения настаивали на их продолжении». Эйзенхауэр не принял никаких мер, чтобы реализовать свое решение. Когда стало известно, что сбит самолет У-2, было немедленно опубликовано официальное заявление, маскирующее суть этого полета. Когда стало очевидно, что скрыть случившееся не удается, «Эйзенхауэр, может быть, скоропалительно, но взял на себя всю ответственность за полет. У-2». Милтон был не согласен с этим решением президента. «Когда я сказал брату, – продолжал он, – что это с его стороны ошибка», – он ответил: «Ты хочешь, чтобы я нашел козла отпущения». Резюмируя сказанное по этому далеко не простому вопросу, Милтон Эйзенхауэр заметил: «Для нас это был хороший урок»[846]

.

Личная ответственность Эйзенхауэра за провокационные полеты У-2 – бесспорный исторический факт. Это признавал и он сам. Беседуя с Адамсом после инцидента с У-2, президент заявил: «Я лично утверждал каждый такой полет. Когда мне принесли проект данного полета над Россией, я утвердил его…»[847].

Спустя пять лет после этих событий Эйзенхауэр писал в своих мемуарах: «Наша крупнейшая ошибка, конечно, – выпуск преждевременного и неверного заявления с целью скрыть истинное положение. Я лично сожалею, что меня уговорили сделать это! Но сама программа полетов самолетов У-2 была единственно правильным моим решением»[848]

.

На мой взгляд, в этих словах со всей полнотой определяется личное отношение Эйзенхауэра к конфликту, который сыграл столь негативную роль в дальнейшем развитии отношений между двумя странами.

История с У-2 не была для Эйзенхауэра только неприятным эпизодом. Его секретарь Энн Уитман отмечала в дневнике, что 9 мая 1960 г. после заседания Национального совета безопасности он сказал ей: «Я хотел бы уйти в отставку. Утром президент выглядел очень подавленным, но к середине дня вернулся в нормальное состояние, с которым он воспринимал плохие новости – не замыкаться на них, а идти вперед… Позднее президент сыграл партию в гольф»[849]

.

В 1948 г. в своих военных мемуарах «Крестовый поход в Европу» Эйзенхауэр писал: «Никакие другие расхождения среди государств не стали бы угрозой всемирному согласию и спокойствию при условии, что между Америкой и Советами будет установлено взаимное доверие»[850].

Бесспорная истина. Но бесспорно и то, что такие акции, как вторжение американских разведывательных самолетов в воздушное пространство Советского Союза, уничтожали слабые ростки взаимного доверия, которые стали пробиваться в отношениях между двумя странами в период президентства Эйзенхауэра.

Полеты над территорией СССР проводились с 1956 г. и с" их помощью американцы получали очень важную военную информацию. «Советские радары, которые были лучшего качества, чем американские, фиксировали полеты У-2, и Советское правительство протестовало против них по дипломатическим каналам. Однако это было все, что русские могли сделать, так как у них не было ни самолетов, ни ракет, которые позволили бы сбить У-2, летавшие на высоте около 15 миль. Несмотря на присущий ему здравый смысл, Эйзенхауэр разрешил своим советникам по вопросам безопасности убедить себя в том, что он получит больше с точки зрения разведки, чем потеряет с точки зрения порядочности»[851].