Генерал в Белом доме

К слову сказать, Эйзенхауэр считал, что не было военной необходимости для участия Советского Союза в войне против Японии, что США и Великобритания обладали достаточными военными силами, чтобы выиграть эту войну и без СССР.

Сторонники подобной точки зрения особенно уверовали в военную удачу англо-американских союзников на Тихоокеанском театре военных действий после атомной бомбардировки Японии.

В современной западной историографии соответствующая точка зрения широко распространена и сегодня. Она нашла свое отражение и в совместной работе историков России, Великобритании и США, опубликованной к 50-летию Победы: «Разумеется, Хиросима (атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки. – Р. И.) сделала ненужной спланированную для Советов роль в снижении американских потерь и приближении победоносного окончания тихоокеанской войны»[442].

Самая жестокая в истории человечества война завершилась актом, который заставил серьезно задуматься всех, кому дороги были интересы мира, дружбы и сотрудничества между народами. США сбросили атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. В кромешном аду атомных взрывов в течение мгновений 300 тыс. мирных граждан обратились в прах. Другие, получив огромные дозы радиоактивного облучения, остались калеками на всю жизнь.

Подобная акция ни в коей мере не была вызвана необходимостью военного порядка. Это явилось началом политики атомного шантажа.

Джон Эйзенхауэр вспоминал, что во время работы Потсдамской конференции однажды вечером они с отцом находились вдвоем в его спальне. Комнату освещал слабый свет ночника. Положив пистолет на стол, Дуайт сел на край кровати и после непродолжительного молчания сказал: «Джон, военный министр Стимсон сообщил мне сегодня, что они создали новую бомбу, основанную на расщеплении атома. Ее мощность превосходит человеческое воображение. Они совершенно серьезно думают о том, чтобы использовать ее против японцев. Все это, конечно, сверхсекретно… Отец явно был в состоянии депрессии»[443].

Реакция Эйзенхауэра на информацию Стимсона была однозначна – это страшное оружие не должно быть пущено в ход: «Мы должны, – считал он, – выразить надежду, что никогда не используем что-либо похожее против любого противника. Мне претит видеть Соединенные Штаты как инициатора использования в военных целях столь ужасного и разрушительного оружия, как то, которое мне описали»[444].

Эйзенхауэр был среди тех немногих государственных, политических и военных лидеров Запада, которые отдавали себе отчет в том, что атомная бомбардировка Японии – это серьезнейшая политическая ошибка западных союзников. Реакция Эйзенхауэра на уничтожение Хиросимы и Нагасаки была стремительной и четкой. В первом же интервью журналистам после этого события он заявил: «До того, как применили атомную бомбу, я бы сказал «да», я уверен, что мы сможем сохранить мир с Россией. Теперь я не знаю. Я надеялся, что в этой войне атомная бомба не будет использована… Люди повсюду напуганы и обеспокоены. Каждый вновь почувствовал угрозу своей безопасности»[445].

После войны Эйзенхауэр все чаще стал задумываться о своем дальнейшем жизненном пути. Он полагал, что с ее окончанием закончилась и его военная карьера, тем более что незадолго до конца войны он и несколько других американских генералов получили высшее, только что введенное воинское звание – генерал армии.

В ноябре 1945 г. Эйзенхауэр писал своему другу детства Свиту Хезлетту, который был больше всех причастен к его судьбе военного: «У меня нет более сильного желания, чем уйти в отставку»[446]

.

Но чем заняться после отставки? Ведь 55 лет еще не тот возраст, когда человек считает, что все уже позади. Эйзенхауэр говорил близким друзьям: «Я получил всю славу, какую только желал. Я хотел бы провести оставшиеся дни во главе небольшого колледжа, одновременно немного занимаясь земледелием»[447].

Другие авторы утверждают: «Он хотел выйти в отставку, писать, играть в гольф и наслаждаться жизнью»[448]. Возможно, таковы были личные планы Эйзенхауэра. Но на него имели серьезные виды лидеры обеих политических партий США. Все чаще и настойчивее стали раздаваться голоса о необходимости выдвинуть Эйзенхауэра на пост президента страны.

Многие биографы Эйзенхауэра, а также он сам в своих мемуарах приводят его разговор с президентом Трумэном, подлинность которого последний никогда не подтверждал. Президент заявил генералу: «Нет ничего такого, что бы Вы пожелали и чего я не попытался бы помочь Вам получить. Это, в частности, особенно относится к выборам президента США в 1948 г.» В ответ на столь неожиданное предложение Эйзенхауэр ответил: «Мистер президент, я не знаю, кто будет вашим соперником во время президентской кампании, но только не я»[449].

Трудно сказать, насколько искренним было предложение Трумэна, но, во всяком случае, он был очень настойчив в своем стремлении убедить Эйзенхауэра занять пост начальника штаба армии США. Хотя это был апогей военной карьеры, Айк без особого энтузиазма принял предложение президента[450].