Генерал Власов

Речь Гиммлера стала известна обитателям дома на Кибицвег три дня спустя. Штрикфельдт традиционно имел обыкновение честно обсуждать с Власовым все сложности, однако теперь он бы предпочел избежать разговора относительно столь классического примера нацистского высокомерия. Несколько раз на протяжении тех недель разочарований и горечи Власов был близок к тому, чтобы все бросить. Долгие разговоры с Малышкиным, Трухиным, Жиленковым и Зыковым в итоге привели их к решению продолжать начатое во благо добровольцев, военнопленных и всех соотечественников, угнанных на принудительные работы в Германию. Возможности помочь — ослабить тяготы, облегчить положение — возрастали, и Дабендорф играл благотворную роль в такого рода процессах. Выпускники курсов делились личными впечатлениями о пребывании в тюрьмах или лагерях военнопленных, так что Власов всегда владел информацией, а уже через Гроте и Штрикфельдта можно было если не вовсе оградить хотя бы часть людей от жестокого обращения, то хотя бы смягчить его.

Более того, возникла и окрепла независимая и полулегальная разведка, которая поставляла данные о происходящем в русских добровольческих частях и на оккупированных восточных территориях. Порвать с немцами, как бы бесчестно они ни вели себя, означало бы не просто поставить под удар все уже достигнутое, но и покончить со всем Русским освободительным движением. Как ни поразительно, несмотря на отношение немецкого руководства и на все препоны, которое оно чинило русским, политически значимое движение уже стало фактом. Ядро его состояло из выпускников школы в Дабендорфе; в него входили семь бывших советских генералов, примерно шестьдесят полковников и несколько тысяч офицеров в других званиях, ученые, инженеры и представители многих иных профессий. Не все они разделяли одни и те же политические взгляды, но все хотели видеть Россию свободной от сталинского режима.

В те времена в письменной форме были изложены политические установки и программы для РОА и обозначены общие цели:

«РОА есть прежде всего русская армия, то есть, армия национальная по своей природе, целям и духу. Первейшая цель борьбы — создание национального русского государства. РОА есть освободительная армия, задача которой — освобождение народа от существующего режима. Тем не менее РОА не стремится к восстановлению положения, существовавшего до революции, а к построению новой России, основанной на новых принципах… РОА не только инструмент борьбы, но также и политическая сила — часть Освободительного движения народов России».[138]

Власов и его сторонники надеялись, что их друзья в Вермахте все же преуспеют. Они считали возможным свержение Гитлера и подумывали о том, как бы наладить контакты с Западом. Не смолкали споры о том, что если Гитлер под давлением сложившегося на фронте положения даст Власову свободу действий, а потом, когда диктатура Сталина падет, вновь вернется к проведению в жизнь экспансионистской политики. Они понимали, что при таких обстоятельствах конфликт с Германией станет неизбежным, и надеялись на содействие западных держав. Если уж союзники выступают на стороне коммунистической России в войне с Гитлером, то совершенно очевидно поддержат Россию некоммунистическую. В таком случае падение Гитлера было бы обеспечено.

Долгий период тщетных ожиданий решения охватывает весь 1943 г. и едва ли не половину 1944 г. Тем не менее кое-чего добиться все же удалось. Для солдат-добровольцев были организованы двадцать новых госпиталей. Был создан русский корпус медсестер, которые получили свою отдельную школу и особое обмундирование. Появились центры восстановления для раненых, лечебницы для солдат-инвалидов, реабилитационные лагеря и библиотеки, было даже даровано право награждения Железными крестами. Русские пропагандисты, в том числе и несколько женщин, были приписаны ко всем более или менее крупным частям на передовой.[139]

Немалую лепту в дело достижения этих успехов внес генерал Эрнст Кестринг, сменивший 1 января 1944 г. Гельмиха на посту командующего добровольческими частями. Кестринг вырос в Москве, говорил по-русски и служил в Москве военным атташе. Он прекрасно видел все ошибки «восточной политики», но уже не считал возможным ее изменение. И все же он делал что мог для поддержания русского национального порыва.