Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»

Семилетняя война заставила многих пересмотреть устоявшиеся воззрения в военной науке и армейской практике. Ранения, дезертирство, болезни вдвое ослабляли армию в годы войны. Суворов видел, как эти прискорбные факты мешали развить успех, добить противника. Критически переосмысляя уроки древних и современных войн, Суворов принялся создавать из вверенного ему полка боеспособную, обученную армейскую силу. Суворов не уставал следить за работой интендантов, за выпечкой хлеба, негодовал, когда задерживалась доставка горячего питания для солдат: «Ужин варить свежее, а когда выедят, того ж часу котёл чисто песком вычистить; каша бы доварена и не сыра была; сие весьма служит для соблюдения здоровья». Патриархальный православный дворянин, Суворов хорошо знал фактуру рекрутской армии, понимал крестьянских сынов. Рекрутов в армию выдвигали крестьянские общины – и в основном из них получались солдаты, тяготеющие к коллективным действиям, к общинной морали. Это была не армия индивидуалистов-наёмников. Параллельно с армейскими подразделениями существовали неформальные солдатские артели, участники которых были связаны круговой порукой. «Сам погибай, а товарища выручай», – сформулировал Суворов действенное правило, изучив общинное нутро русского богатыря. В «Полковом учреждении» Суворов прославляет трудолюбие и называет праздность самым опасным недостатком солдата. И потому полковник придаёт решающее значение учениям, усердной «экзерциции» каждого солдата. Вышколенный суворовский солдат-суздалец мобилен, подвижен, быстр, «ко всякому движению и постановлению фронта против неприятеля искусен». Он же умеет быстро заряжать ружьё, стрелять проворно и метко, своевременно исполняя приказы офицеров. Каждый офицер обязан быть педагогом, учить солдат боевым премудростям. Вот так, например, Суворов очерчивает обязанности ротного командира: «К своим подчинённым имеет истинную любовь, печётся о их успокоении и удовольствии, содержит их в строгом воинском послушании и научает их во всём, что до их должности принадлежащем». Увы, суворовские инструкции времён суздальского учреждения по технике ведения штыкового боя не сохранились. Но выдающаяся роль штыка в современной ему войне в суздальские годы была Суворову вполне ясна. Что касается послушания (Суворов любил и понимал это церковное слово!) и воинской дисциплины – процитируем такой пассаж: «Умеренное военное наказание, смешанное с ясным и кратким истолкованием погрешности, более тронет честолюбивого солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние».

Поговаривали, что Суворов напялил на себя маску эксцентрика, чтобы схватить за хвост неподатливую фортуну. «Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом и Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждая сонливых, угомоняя буйных врагов Отечества», – скажет Суворов в пору славы. «Так как с первых шагов на пути славы он встретил соперников завистливых и сильных настолько, что они могли загородить ему дорогу, то и решился прикрывать свои дарования под личиной странности. Его подвиги были блистательны, мысли глубоки, действия быстры. Но в частной жизни, в обществе, в своих движениях, обращении и разговоре он являлся таким чудаком, даже можно сказать сумасбродом, что честолюбцы перестали бояться его, видели в нём полезное орудие для исполнения своих замыслов и не считали его способным вредить и мешать им пользоваться почестями, весом и могуществом», – рассуждал французский посланник граф Сегюр – надо признать, проницательный господин.

Чудачества помогали найти общий язык с солдатами, у которых Суворов сознательно приобрёл репутацию колдуна. Он кукарекал, задавал странные вопросы и давал нарочито уклончивые, даже абсурдные ответы. Таким и запомнили его при дворе – ещё полковником.

С Суздальским полком Суворов немало времени проводил в Санкт-Петербурге, организуя караульную службу. Вспоминались годы службы в Семёновском полку, в гвардии, но тянуло почему-то подальше от столиц. Командира образцового полка представили великому князю Павлу Петровичу – русскому Гамлету, с которым многое будет связано в судьбе Суворова. Сохранился исторический анекдот: «Однажды Суворова пригласили в кабинет к великому князю Павлу Петровичу. Едва войдя в кабинет, Суворов начал гримасничать и проказничать. Павел остановил его: «Мы и без этого понимаем друг друга». Что их объединяло? У обоих руки связаны! Павла отстранили от власти, Суворова не выдвинули в генералы…

В Петербурге ему нездоровилось. Он нечасто впадал в кручину, но в одном из писем: «Чую приближение смерти. Оная меня со свету потихоньку сживает, но я её презираю, позорно умирать не желаю, а желаю встретить её только на поле сражения». Ему предстояло ещё 35 лет провести в учениях и боях!