Генератор чудес

— А какой у нас сегодня процент распада? — невинно спросил Николай, обращаясь к бригадиру.

— Никакого! — вне себя крикнул Ридан. — Ноль!

— Ну вот видите, как прекрасно! Пробирки пролежали в термостате сорок восемь часов, как полагается. В анализе ноль распада. Вот я и выключил генераторы.

Ридан недоуменно оглядел задорно улыбающиеся лица.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что наши поиски закончены, Константин Александрович. Задача решена. — Он протянул руку Ридану, широко улыбаясь.

— Ура-а-а! — грянуло вокруг них, и окна института заполнились фигурами сотрудников, удивленно созерцавших совершенно непонятную сцену. Ридан душил в объятиях инженера, вокруг них пять человек, потрясая крокетными молотками, что есть мочи кричали «ура», а рядом с огромной книгой в руках стоял бригадир лаборантов.

Наконец Анна пригласила всех наверх. По пути Николай вкратце рассказал Ридану, как ему удалось найти сложные формулы кривых и графически определить «нулевую» комбинацию условии, при которой облучались сегодняшние пробирки.

Профессор был в восторге.

— Теперь остается выяснить, сколько времени будет действовать облучение, надолго ли сохранится мясо. Вам ведь это важно, не так ли?

— Конечно, — ответил Николай. — Два месяца — вот условие, которое я обещал наркому выполнить. Но предварительно надо добиться таких же результатов с большими объектами с целыми тушами. «Консерватор» почти готов, наладить его можно дня в два.

— Значит, анализы пока прекратим?

— Да, конечно.

Они отправились в большую «анализаторскую» лабораторию. Ридан объявил лаборантам, что первый этап работы успешно закончен и что они могут четыре дня отдыхать, после чего анализы будут продолжаться…

В столовой гремели веселые голоса. Готовился торжественный завтрак. Мамаша с Виклингом раздвигали стол, девушки готовили посуду. Федор из своего таинственного свертка вынимал тяжелые бутылки шампанского. Тетя Паша на кухне орудовала блестящей аппаратурой.

* * *

Успех Николая воодушевил всех обитателей ридановского особняка. Профессор готовился к новой серии исследований, составлял план работы, намечал препараты, готовил образцы таблиц для записей. Если для Николая его победа могла оказаться только первым, хотя и решающим шагом всей работы, то Ридан был уже удовлетворен вполне: для его целей достаточно было сорокавосьмичасового сохранения ткани.

— Выйдет у вас или не выйдет более продолжительный срок, — говорил он, — моя задача уже решена. Мои «консервы» пока не требуют слишком продолжительного хранения.

Николай внутренне вздрагивал от таких намеков, всякий раз вспоминая посещение страшной ридановской лаборатории.

— Какие же ткани или органы вам нужно будет сохранять живыми?

— Все! Разные! Всякие! Любые! Ах, Николай Арсентьевич, какое замечательное достижение! И ведь неожиданно! Разве я мог мечтать о такой возможности? А теперь… Ваши консервы — чепуха, детская забава в сравнении с тем, что я сделаю. Вот увидите! А если вы решите, наконец, проблему генератора мозговых лучей, тогда… — Тут Ридану не хватило слов, чтобы выразить те изумительные перспективы, которые открывались в связи с этим перед наукой.

«Сказать или не сказать?» — подумал Николай, вспомнив о тайне, которую он и Анна до сих пор тщательно скрывали от Ридана. В конце концов, нет оснований дольше скрывать: работа над «консерватором» кончится на днях, и тогда ничего не сможет помешать Николаю взяться за восстановление «ГЧ». А перед этим следовало бы поговорить с профессором, выяснить более подробно его надежды.

Он посоветовался с Анной.

— Можно, — решили они.

Вечером Николай пришел к Ридану в кабинет. Тот сидел в своем кресле у стола и что-то писал.

— Ну, я, кажется, кончил подготовку, — оживленно встретил он инженера. — Завтра начинаю сам облучать. Утром попрошу вас только проэкзаменовать меня по технике облучения. Программа у меня довольно сложная и обширная, но дьявольски интересная! Вы представьте, ведь что произошло: мы победили распад белка, главную основу смерти всего живого! Открываются перспективы, которые я просто не в состоянии охватить умом… Растерялся, мечусь… Черт его знает, что вы со мной сделали… Думаете, сколько мне лет сейчас? Двадцать, от силы! Мечтать начал. Врываются всякие идеи, обдают, как холодными брызгами, увлекают, тянут в будущее… А мне надо понять настоящее… Разве то, что у нас сейчас получается с мясом, это что-то небывалое? Ничего подобного. А мощи? Они понятны на юге, в жарком климате. Понятны северные мамонты в мерзлоте… Но ведь это же бывает и в умеренном климате! Никто толком не разобрался, что это за штука. А Рубинштейн! Помните?

— Какой Рубинштейн? — Николай совсем оторопел под натиском «двадцатилетнего» профессора.