Генетический детектив. От исследования рибосомы к Нобелевской премии

Практически на каждом слайде было продемонстрировано, насколько глубоко Гарри изучил рибосому и как хорошо в ней разбирается. Но человеку со стороны или даже специалисту по рибосомам, который не применяет структурный подход, было непросто их понять. Дело в том, что структура из лаборатории Гарри имела низкое разрешение, она была построена не с нуля, а на основе атомных моделей двух субъединиц, описанных, соответственно, в Йеле и у нас. Сама эта структура основывалась на многолетнем опыте в кристаллизации, и модель удалось улучшить благодаря кристаллографическим наработкам из России, привезенным Маратом и Гульнарой, а также при помощи стратегии фазирования, которую принес в лабораторию Джейми Кейт. Поскольку лавры, как правило, так или иначе достаются руководителю лаборатории, очень скоро после публикации структуры, полученной в Санта-Крусе, большинство биологов, специализировавшихся на рибосомах и РНК, не зная обо всех деталях формирования этой структуры, попросту приписали Гарри все заслуги. Структура получила наименование «70S Ноллера», и Гарри приобрел славу человека, расшифровавшего всю рибосому с мРНК и тРНК.

Позже в то же лето, когда я побывал у Марата в Страсбурге (Марат как раз приступил к руководству собственной лабораторией), он признался, насколько его все утомило. Несколько лет спустя он ярко себя проявил.

Лекция Гарри была в пятницу, и мне пришлось дожидаться пяти часов вечера в воскресенье, все это время переживая, как пройдет мое открытое выступление. Читать научную или научно-популярную лекцию весьма сложно, но если приходится выступать с открытой лекцией перед лицом всех твоих коллег-рибосомщиков, то это по-настоящему страшно. Чрезмерно упростишь – и коллеги раскритикуют тебя за небрежность; будешь слишком аккуратен и придирчив – и можешь упустить аудиторию. Мне потребовалось раз в десять больше времени для подготовки открытой лекции.

Стоял чудесный воскресный день, а я нервно переминался во внутреннем дворике возле ресепшена перед Grace Auditorium; пожимал руки разным людям и даже немного с ними болтал. Вдруг откуда ни возьмись объявился мой сын Раман. Я, не успев переключиться из «болтологического» режима, протянул ему руку и сказал: «Рад тебя видеть!» Он взглянул на меня с некоторым удивлением, но я пришел в себя и, по нашему обыкновению, обнял его. Потом я заметил с ним мою сестру Лалиту, которая на тот момент работала микробиологом в Университете штата Вашингтон в Сиэтле. Очевидно, она выступала в Нью-Йорке и, сговорившись с Рама-ном, приехала меня послушать. Также здесь были некоторые друзья и знакомые, жившие по соседству от нашего старого дома на Лонг-Айленде. Я стал волноваться еще больше. Наконец пришло время начинать.

Рис. 16.1.

Гарри Ноллер и Александр Спирин в лаборатории Колд-Спринг-Харбор в 2001 году (публикуется с разрешения лаборатории Колд-Спринг-Харбор)

Вступительное слово перед лекцией должен был произнести директор лаборатории Брюс Стиллмен, но он надорвал спину и лежал в постели. Так что вместо него меня представил Джим Уотсон. Он говорил долго и пространно, начав с первых шагов в исследовании рибосом. Когда он приступил к описанию рибосомы и ее функций, я даже испугался, что он перескажет всю мою лекцию. Затем он сказал, что смена поколений в науке происходит за десять-пятнадцать лет, что Питер Мур был его аспирантом, а я – постдоком Питера, поэтому в какой-то степени меня можно считать научным внуком Уотсона.

Когда он передал мне слово, я чуть не начал со «спасибо, дедушка!» Думаю, мне неплохо удалось изложить проблему трансляции генетического кода от основополагающих принципов вплоть до функционирования и внешнего вида рибосом и того, как их блокируют антибиотики. Но один из слушателей спросил, значит ли это, что антибиотики заставляют рибосому есть бактерии и таким образом убивать их. Тогда я понял, что информация вне контекста «большое» и «малое» не воспринимается. Рибосома огромна, если сравнить ее с молекулярными комплексами, но крошечная рядом с бактериальной клеткой. В целом же лекцию восприняли хорошо, и я просто немного дорабатывал ее всякий раз, когда меня просили выступить перед широкой аудиторией. После лекции всех приглашенных докладчиков позвали на обед в дома различных состоятельных меценатов, живших поблизости от Колд-Спринг-Харбор, – еще одна традиция этого симпозиума. Лекция принесла мне еще один бонус: пережив такое испытание, я больше не воспринимался как выскочка и стал считаться одним из лидеров в области. Все мы отправились в Кембридж в приподнятом настроении.