Генетический взрыв

По улице за домом пробежал, сильно согнувшись, человек в непромокаемом плаще, который был расстегнут и держался на одной пуговице, от чего его владелец выглядел привидением. В эти штормовые утренние сумерки видно очень плохо, поэтому изредка появляющиеся люди казались мне призраками.

Нет, не хочу на улицу. А ведь скоро ехать!

Я стоял под навесом балкона съемной квартиры, глотая терпкий воздух, и лишь через несколько минут созерцания и осязания стихии понял, что это не просто дождь, а коктейль из морской воды, которую поднимал шквал, швыряя ее пригоршнями на промокшие до кирпичика дома и облетевшие сады.

И все-таки жаль, что у меня не флигелек с мансардой и вязами, а квартирка в общем доме, пусть и невеликом. Так было бы романтичней.

Шум от ветра стоял такой, что звука двигателя, когда небольшой черный джип медленно вкатился во двор, я не услышал. Ага, это трехдверный «Паджеро» Брашпиля! Новости? Высмотрев удобное место, водитель начал сдавать задом, из вежливости не желая перегораживать узкий проход: вдруг еще одно привидение захочет выскочить на улицу.

Бегом спустившись вниз, я не дал ему выйти из кабины, шлепнувшись на сиденье рядом.

– Привет!

– Здорово, Гош! Как настроение?

– Бодрюсь, нервно жду.

– Мандражируешь? Зря, мандраж сильно сказывается на точности стрельбы.

– Ну тебя с твоими бойцовскими шуточками… А Дмитрий где? – Я не привык видеть их по отдельности, они почти всегда вместе.

– Дома, с женой и детьми. Пока. У него четверо пиявок.

– Целых четверо? – удивился я. – Ничего себе! С такой работой…

Мне доводилось быть у Фиделя дома, днем. Детей я не видел, хотя по игрушкам понял, что они есть.

– А что работа? – сразу начал возражать маленький профессиональный убийца. – Не лучше и не хуже многих других. У меня свояк работал на северном руднике, в твоих краях, так там только так можно сотки сложить, сам не знаешь, где выхватишь. Глубина.

– Знаю, – кивнул я, протягивая руку и подбирая громкость магнитолы, с Брашпилем всегда можно качественно поболтать, он это дело любит. – Горное давление называется. Непредсказуемая штука.

– Во-во. Как приедет в отпуск с выводком, так и рассказывает всякие ужасы про смертельные несчастные случаи, жену мою пугает.

– И все равно, на вашей работе, да с детьми… Кстати, а чего я их не увидел, когда у Димки дома был?

Он быстро и внимательно глянул на меня, словно проверяя, не провоцирую ли, и, повернувшись к форточке, бросил через плечо:

– Мы же не дикари, у нас два детских сада работают.

Уел, просто на лету сбил! Про детские сады не слышал, а вот кафешки у них точно есть, по крайней мере, в одном таком заведении, я обедал. В кафе на набережной всегда полно народу, бойко работают блестящие кофемашины, сквозь музыку дрожат холодильники, на улице дымят длинные мангалы, светится большой телеэкран.

Хорошо, что в этот момент спецназовец смотрел в другую сторону, потому что я похвастаться подобными достижениями своей общины не мог. В нашем районе многие небольшие общины до сих пор живут почти исключительно родоплеменными отношениями, какие уж тут детсады. Эх, пахать не перепахать!..

– Касательно рядовых бойцов, пожалуй, да, им лучше быть бездетными. А вот командир должен быть семейным.

– Почему? – Глянув на наручные часы, я решил поддержать разговор, все равно делать пока нечего, время есть. Пожитки с вечера собраны. Успею и одеться, и за Данилой с Константином заехать.

– Человек, не сумевший создать первичную ячейку общества, неспособен разумно командовать личным составом, для меня это очевидно, Егор. Таких командиров не туда несет, они жалости не ведают, сочувствия. Не показного, когда аж на сопли пробивает, а настоящего, постоянного, на всю жизнь, не на камеру или в зеркало с теплым стаканом в руке. Чтобы каждый час сердце щемило за личный состав. Нам и так первыми умирать, но по-глупому нельзя, только в правильном деле да правильным ходом.

– Ух ты, интересная мысль!

– А то! Я бы на месте кадровых служб везде ценз вводил, уверен, поможет. Нет, не имущественный по факту, как раньше было, а семейный. Да-да. Есть семья с детками – иди, руководи коллективами и процессами. Нет – брысь.

Он, открыв форточку, закурил и, следя за струями синеватого дыма, начал развивать эту мысль:

– Возьмем, к примеру, Ангелу Меркель, Кондолизу Райз, Мадлен Олбрайт, кто там еще? Ленина, любящего детей, но только чужих, Гитлера? Просмотреть элиты, в том числе и наши, выщелкнуть бездетных и в лоб спросить: чего вы в вожди лезете, если с вами никто не смог ужиться? И вы сами – ни с кем. Если смену не взрастили, преемственность не обеспечили?

– У Меркель вроде бы дети были? – неуверенно предположил я.

– Да не важно! – отмахнулся Валерка. – Неплохо бы включить такой ценз в пакеты прочих требований. Что-то подсказывает: так будет лучше.

– Жесток ты, брат. А что делать человеку, если ему Создателем не дано детей нажить? Или если всю молодость она лето красное пропела, «потом-потом, личная успешность важней всего, выгул тем более», и вот, нате вам после тридцати лет, доабортировалась? Или он. «Привет всем, я дохолостяковал до идиосинкразии».