Гении и прохиндеи

А "Ноктюрн" - это прекрасно! Такое заглавие гораздо ближе к сути дела. Само слово "контюрн" (nocturne) в переводе с французского, которым Окуджава владеет легко и охотно, означает "ночной". Словарь дает такое толкование этого слова, как термина искусства: "художественное произведение, изображающее ночь, ночные сцены, ночные настроения". Но в романе "Путешествие дилетантов" как раз пропасть ночных сцен и ночных настроении. Сколько здесь путевых ночлегов, ночных застолий, кутежей и всяких иных эпизодов, сцен, происходящих ночью. То и дело абзац или глава начинаются фразами вроде таких: "Была ночь"... "Был второй час ночи"... "Уже стояла глухая ночь"... "Поздней ночью коляска полковника остановилась у постоялого двора"... "Южная ночь, стремительная и непроглядная, опустилась на город"... "Майская ночь"... "Я пробудился ночью весь в поту. Сердце мое билось учащенно. Мне показалось, что я слышу глухие голоса"... и т. д.

Крайне любопытно и характерно, что один из важнейших эпизодов романа бегство героев - начинается фразой: "Мы были у Гостиного Двора в двенадцать часов пополудни". Судя по всему, автор хотел сказать "в двенадцать часов дня", "в полдень", но перо, привычное к ночным сценам, само невольно перенесло действие в полночь: ведь хотя так никто и не говорит "двенадцать часов пополудни", но по прямому грамматическому смыслу эти слова могут означать только одно - полночь.

В романс мастерски описываются ночи зимние и летние, осенние и весенние, северные и южные, городские и деревенские, тихие и бурные, звездные и беззвездные, русские и грузинские... Что касается "ночных настроений", то иные персонажи романа просто немыслимы вне их. Такое, например, бравый поручик Катакази, преследующий беглеца: "На ночь он обязательно останавливался на станции Либо в деревне, .либо в гостинице... Он проявлял лёгкую, непринужденную заботу относительно собственных сердечных дел, и дамы всякого сорта, встречавшиеся на его пути, оставались обласканными им и сохраняли в своих сердцах самые трогательные воспоминания". Некоторые из этих дам описаны особенно подробно и выразительно. Например, "босая баба не первой молодости" па станции в Чудове. Врезается в память, как "баба поднялась в светелку, взбила подушку и откинула лоскутное одеяло", как "загорелые руки бабы и белые руки поручика переплелись, подобно вензелю, и пребывали так некоторое время".

О ночном эпизоде с другой дамой поручик расскажет сам: "Я долго, трудно и мучительно добивался ее расположения. Я что-то обещал, клялся, от чего-то отказывался. Она таяла, однако оставалась непреклонна... У нее были сильные цепкие руки, и она вертела меня, как зонтик. (Гак в тексте. - В. Б.). А время шло... Вакханалия, представьте, началась еще до сумерок, а уже стояла глухая ночь... Это была фурия - рыдающая в полный голос, хохочущая, проклинающая, сжимающая меня в объятиях, хлещущая меня по щекам со сладострастьем трактирщицы, падающая в обморок, зовущая на помощь. Наконец лишь под утро она угомонилась и все произошло скучно, пошло и бездарно".

Не ясно ли из всего этого, что Булат Окуджава - истинный поэт ночи и ночных страстей. И прямо-таки поразительно, как это заокеанский издатель все разглядел, понял и словно припечатал:

"Ноктюрн"!

Кстати, Б. Окуджаве и не привыкать уже к переименованию своих произведений: ведь в Политиздате его "Бедный Авросимов" вышел под названием "Глоток свободы". Ну, правда, при этом из журнального текста опустили несколько абзацев, которые уж слишком выпирали из строгого профиля издательства, например:

"- Вам любо моё тело? - вдруг спросила она. - Вон я какая лежу перед вами: вся горячая да прекрасная... Что же вы не наслаждаетесь, не глядите на меня во все глаза?" и т. д.

Возможно, кого-то смутит, что роман из русской жизни прошлого века, роман, в котором так много истинно русского, - водка, огурчики, граф Орлов, орловский сервиз, орловские рысаки и т. д. - такой роман озаглавлен иностранным словом. Думаю, что самого автора с его широтой языковых познаний и смелостью использования их в своем творчестве, это узкое соображение не должно бы смущать. Действительно, что там одно иностранное слово, хотя бы и в заголовке, когда весь роман словно насквозь прошит яркими узорными нитями многих иностранных языков. В нем мелькают, сверкают, переливаются то латинское выражение Розт ясгтртит (по-русски "постскриптум"), то немецкое слово Schlagbaum (по-русски "шлагбаум"), то французские обороты vis-a-vis и comme il faut (по-русски "визави" и "комильфо"), то английская фраза "У нас будет baby" (по-русски "У нас будет бэби"), то грузинское обращение "Генацвале!" и т. д. Поскольку действие романа разворачивается главным образом в высших кругах русского аристократического общества, то естественно, в тексте чаще всего встречаются французские обороты речи и слова: madame(мадам), maman (мамаша), souvenir(сувенир), adultere (адюльтер) и т. п. Персонажи из этого общества даже называют друг друга по-французски.