Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе

А между тем многие страницы романов Достоевского – в том числе и «Бесов» – сатира высшей пробы, которая припечатывает крепко и сохраняет актуальность на века.

Итак Степан Трофимович Верховенский, «либерал сороковых годов». В юности написал странную поэму, которую напечатали в иностранном журнале. Он имел косвенное отношение к каким-то антиправительственным затеям и был в некоторой моде у оппозиционно настроенной молодежи. Потом начались неприятности – и Верховенский от греха удрал в провинцию. Где и жил, пользуясь репутацией «диссидента», убежденный, что за ним неусыпно следят тогдашние спецслужбы. Само собой, Степан Трофимович обожает поговорить о свободе, поругать власти, холит и лелеет свое положение пострадавшего за высокие идеалы, а также водится с разнообразной фрондирующей молодежью. Правда, когда в округе появляются революционные листовки, со всех ног бежит к губернатору и уверяет, что он тут ни при чем. Один раз у него даже обыск устраивают!

Все это не мешает ему жить, по сути, на положении приживала у богатой генеральши, вкусно есть, много пить и играть в карты – и проматывать порученное опеке наследство, которое его жена оставила сыну. Не забывая при этом причитать по поводу судьбы несчастного мальчика – хотя именно Степан Трофимович сплавил сынка к каким-то дальним родственникам... Этот герой чудовищно фальшив – прежде всего сам перед собой. Но сам этого, разумеется, не понимает, считая себя чрезвычайно порядочным и свободомыслящим человеком.

Генеральшу, которая его содержит, он в душе презирает за «неразвитость». Она же, будучи умной женщиной, знает цену своему «ученому», но все-таки терпит, поскольку его присутствие поднимает ее престиж в обществе. Не забывая время от времени ставить Степана Трофимовича на место...

Я прекрасно представляю, как Верховенский-старший, случись в те времена «гласность», с пеной на губах рассказывал бы о своей героической борьбе с системой.

Высокое искусство маневра

Безусловным литературным лидером того времени является писатель Василий Аксенов. Но о нем рассказ будет дальше. А особенности творческой психологии этих литераторов лучше всего понятны на примере тех, кого позже стали называть «стадионными поэтами» – Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко, Роберта Рождественского и примкнувшей к ним Беллы Ахмадулиной. Их взлет был связан еще с одной особенностью – появлением «золотой молодежи». Речь идет о детях «больших товарищей», которые, пользуясь тем, что после Сталина никто не глядел зорким глазом за жизнью и бытом партийных работников и их семей, стали жить в свое удовольствие. Дружить с поэтами было тогда престижно – как сегодня с попсовыми звездами. Так что для известных в кругу студентов Литературного института Роберта Рождественского и Евгения Евтушенко открылась дверь в высшее общество. Там же оказался и архитектор Андрей Вознесенский.

Стихи они писали, безусловно, талантливые. Вознесенский поражал запредельным для Советского Союза модернизмом. И это ничего, что порой его вещи были, мягко говоря, невнятными. Для авангарда это только плюс. Гораздо ближе народу оказался Евтушенко. Он, что называется, рубил правду-матку. Одним из самых известных его стихотворений было «Наследники Сталина», в котором излагалась мысль: не всех мы еще сталинистов вытащили на белый свет... Читателям это показалось очень крутым. Хотя, как уже упоминалось, «наверху» не прекращалась грызня – в очередной раз, к примеру, под раздачу подал и легендарный полководец Победы маршал Жуков, который участвовал в свержении Берии, но потом от такого союзника Хрущев предпочел избавиться. Так что стихотворение звучало очень к месту.

Эта особенность – писать «и вашим, и нашим» – стала отличительной чертой данных поэтов. Они загибали что-нибудь крутое, чтобы публика рот разинула от их смелости, а потом, дабы дяденьки из идеологических структур не гневались, выдавали нечто в официозном духе. Получалось неплохо. С одной стороны, «стадионные поэты» имели славу бесстрашных парней, которым сам черт не брат. С другой – для властей всегда имелось оправдание: да мы же свои...

Идея оказалась удачной. Единственной серьезной неприятностью, постигшей, к примеру, Андрея Вознесенского, был крупный разговор с Хрущевым, во время которого первый человек страны на поэта наорал. Об этом отмечено во всех биографиях Вознесенского, хотя никаких особых последствий для поэта этот инцидент не повлек. Вообще, как говорят злые языки, «стадионные поэты» все это время играли роль «выездных модернистов», демонстрирующих наличие свободы творчества в СССР.

Но все равно до некоторого времени они продолжали писать здорово. С другими их собратьями по литературе вышло хуже.

* * *