Гений из Гусляра

– Без предела, – согласился Минц. – Разнузданное воображение.

– Неужели мы бессильны? – спросил Удалов.

– Будем думать, – ответил Минц.

Они вошли в свой двор.

– Может, его отправить на Канарские острова? – спросил Удалов. – Соберемся всем городом, купим ему путевку. А там, на Канарах, ко всему привыкли.

– И что же мы так устроены! – вдруг возмутился Минц. – Как нам чего не годится, сразу за границу! А потом их же будем упрекать, почему нечисть развели? Нет, сами породили, сами...

– И убьем? – подсказал Корнелий.

– Кто сказал о смерти? – И с этими словами Минц скрылся за дверью своей квартиры.

А вместо него из двери выпорхнул крупный птеродактиль, и Удалов присел на цыпочки, хоть и понимал умом, что птеродактили в Гусляре пока не водятся.

Назавтра Минц к соседу не зашел. Удалов же, подойдя к окну, увидел, что Минц спешит по улице прочь от дома.

За ним гнался неандерталец с дубинкой.

А еще через полчаса к Удалову стала стекаться информация о движении и действиях профессора. Не зря же Удалов прожил в Гусляре всю свою жизнь. Не хочешь, а будешь знать все о соседях и знакомцах.

Сначала невестка пришла с рынка и сказала, что видела Минца выходящим из городской библиотеки со стопкой книг под мышкой.

Потом Ксения рассказала, что Минц посетил комиссионку, а заглянувшая к Ксении Гаврилова добавила, что Минц вышел из комиссионки, купив там несколько старых платьев, веер из страусиных перьев и зонтик парасоль.

Наибольшее удивление Удалова вызвала информация о визите Льва Христофоровича в магазин «Иная юдоль», где продавались предметы похоронного инвентаря. Там он купил букет искусственных цветов.

Все это Минц оттащил в дом Поганкина. И просидел у Поганкина до самого вечера.

Удалов в очередной раз подошел к окну, когда Минц возвращался домой.

Вид у Минца был усталый, но довольный.

Как у человека, только что завершившего выполнение нелегкого, но обязательного долга чести.

Удалов выглянул в окошко и спросил нарочито обыкновенным и вовсе не обиженным голосом:

– Как успехи, коллега?

Тут Минца скрыла от взоров Удалова стая гигантских вампиров, промчавшихся над улицей.

Потом Минц возник вновь.

– Дело пойдет на лад, – сказал он.

– В каком смысле?

– Рано обещать, – ответил Минц.

На следующее утро в городе полегчало.

Частота появления чудовищ сошла почти на нет.

Люди выходили из домов, вдыхали свежий воздух, щурились от детской радости и понимали, что дождик снова идет для них, солнце светит для человечества и ветер завывает для людей, а не для привидений.

И вот над опустевшей улицей пролетело, вернее, медленно и торжественно проплыло нечто сказочно красивое, как пирожное безе или клубничный мусс.

Почуяв неладное, Удалов кинулся вниз.

Он ворвался в комнату профессора и с порога спросил:

– Ты что сделал, Лев Христофорович?

– Как всегда. Средство придумал.

– Ну говори, говори! – Удалов переминался на пороге, не входил, потому что еще не завтракал, но и уйти не мог.

– Сам догадаешься, – загадочно улыбнулся профессор.

Удалов обиделся и собрался уходить. Минц его не видел. Он брился бритвой «Жиллетт» и гляделся в зеркало.

Вскоре Удалов пошел на улицу.

Драконов там не наблюдалось.

Город был тих, благостен, дети резвились в песочницах и бегали по скверу.

Вдруг они прервали свои игры и испуганно замолчали.

По дорожке сквера бежала незнакомая Удалову красивая молодая женщина в чуть-чуть разорванном длинном белом платье. На ее лице застыло изображение тревоги и душевной боли.

Удалов посторонился.

Проходя мимо дома, в котором обитал писатель Петро Поганини, Удалов остановился и поглядел наверх. Из окон не выскакивали птеродактили и пришельцы. Но доносилось женское пение. Дарья Гофф напевала романс Алябьева.

Что происходит?

Неожиданно сквозь стену дома просочилась черноволосая женщина средних лет, упитанная, но несчастная. Она прижимала к глазам батистовый платочек. За ней показался мужчина военной выправки, но в костюме для верховой езды второй половины прошлого века. Мужчина протягивал руки к женщине.

Не доходя до женщины нескольких шагов, мужчина передумал ее останавливать и замер, скрестив руки на груди. Женщина же продолжала свой путь.

Удалов не стал досматривать тревожную сцену. Ему захотелось домой.

Когда он свернул на Пушкинскую, то увидел, что под ногами у него тянутся рельсы, хотя по Пушкинской сроду не ходили трамваи.

Что еще за новая напасть? Может, драконы лучше?

Удалов, ускоряя шаг, мчался к Минцу.

И чуть не попал под поезд.

Старинный паровоз с длинной трубой тянул за собой несколько небольших зеленых вагонов. Вагоны были эфемерны и, наверное, относились к творчеству Поганини. Но зрелище было внушительным.

Поезд несся туда, где стояла печальная брюнетка, а на нее глядел мужчина в костюме для верховой езды.

Удалов вбежал в кабинет Минца.

– Что творится, сосед? – грозно спросил он. – Лучше уж признавайся.

Минц широко улыбнулся. Он сидел в кресле-качалке и ласкал черного кота Лумумбу, которого завел и полюбил совсем недавно.

– Мы избавили город от чудовищ, – сказал Минц.

– Но к нам какие-то новые лезут.

– Люди, а не чудовища! И это ненадолго. Скоро писатель нас покинет.

– Объясни.