Гений. Оплот

– О боже мой, опять эти проповеди! – рассердилась Карлотта. – Что толку начинать все сначала? Мы уже тысячу раз обо всем переговорили, но что бы я ни сделала, куда бы ни поехала, ты непременно поднимаешь шум. Я тебе говорю, что еду домой только для того, чтобы отдохнуть и ничего больше. Почему ты всегда стараешься испортить мне настроение?

– Но послушай, Карлотта, ведь ты сама прекрасно знаешь…

– Ах, оставь, пожалуйста. Я не поеду! Ко всем чертям Ривервуд! Поеду в Нарагансет. Как мне надоели твои нравоучения!

Миссис Хиббердел посмотрела на свою высокую, изящную, красивую дочь и, вопреки владевшему ею раздражению, залюбовалась этой прелестной женщиной. Будь она благоразумна и осторожна, какую блестящую роль играла бы она в обществе! Цвет ее лица напоминал старую, чуть розоватую слоновую кость, губы – сочную малину, в больших голубовато-серых, широко расставленных глазах было столько ласки и доброты… Какая жалость, что она с самого начала не вышла замуж за какого-нибудь солидного, достойного человека. Но быть связанной с этим игроком, – хотя они и жили на довольно широкую ногу, в роскошной квартире в западной части Сентрал-парка, – какое несчастье! И все же это лучше, чем бедность или позор, а ведь можно ожидать и того и другого, если Карлотта не будет осторожна. Миссис Хиббердел хотела, чтобы дочь приехала в Ривервуд, так как ее общество было ей приятно, но она хотела также, чтобы Карлотта прилично вела себя. Оставалось надеяться на Юджина. Судя по его манерам и речам, он, несомненно, человек очень тактичный. Миссис Хиббердел уехала в Ривервуд, и Карлотта, едва сгладилось впечатление от ссоры, последовала за матерью.

Когда она приехала, Юджин был на работе, и она не видела, как он возвратился домой. На нем было его старое сомбреро, в одной руке он нес кожаную сумку для завтрака и весело размахивал ею. Он прошел прямо к себе, принял ванну, а затем, в ожидании обеда, вышел на террасу. Миссис Хиббердел находилась в своей комнате на третьем этаже, а «кузен Дэйв», как Карлотта называла Симпсона, копался в саду. Сгущались сумерки. Юджин сидел, погруженный в размышления о красоте окружающего мира, о своем одиночестве, о товарищах по работе, об Анджеле и о многом другом, когда решетчатая дверь отворилась и вошла Карлотта. На ней было домашнее платье из синего шелка в крапинку, с короткими рукавами, отделанными, как и ворот, суровым кружевом. Платье мягко обтягивало ее красивую фигуру, которая поражала своей пропорциональностью. Волосы, заплетенные в толстые косы, лежали на затылке, подхваченные коричневой сеткой с блестками. Вид у нее был задумчивый, держала она себя просто и казалась ко всему безучастной.

Юджин встал.

– Я, наверное, мешаю вам? Садитесь, пожалуйста, сюда.

– Нет, благодарю вас. Я сяду здесь, в углу. Но разрешите мне сперва представиться, раз никого нет, кто бы это сделал за меня. Я – миссис Уилсон, дочь миссис Хиббердел. А вы – мистер Витла?

– Да, я мистер Витла, – с улыбкой ответил Юджин.

В первую минуту Карлотта не произвела на него особого впечатления. Она показалась ему очень милой и, по-видимому, неглупой, правда, немного старше того возраста, в каком женщины обычно интересовали его. Она села и стала глядеть на реку. Юджин снова молча опустился в качалку. У него не было желания разговаривать. Все же смотреть на эту женщину было приятно. Ее присутствие как бы осветило все вокруг.

– Я с большим удовольствием приезжаю сюда, – решилась наконец Карлотта прервать молчание. – В городе невыносимо душно. Я думаю, немногие еще знают про это местечко. Оно как-то в стороне.

– Мне здесь очень нравится, – сказал Юджин. – Я так отдыхаю. Что бы я стал делать, если б ваша матушка не приютила меня? При моем теперешнем занятии нелегко найти квартиру.

– Я бы сказала, что вы избрали довольно утомительный способ для восстановления здоровья, – заметила она. – Черная работа – это, наверно, очень трудно. Вам она не в тягость?

– Нисколько. Я доволен. Работа занятная и не такая уж трудная. Все это ново для меня и потому кажется легким. Мне нравится, что я поденщик, что я среди рабочих. Одно меня беспокоит – здоровье, оно в таком скверном состоянии. Ужасно неприятно болеть.

– Еще бы! – ответила она. – Но, возможно, работа снова поставит вас на ноги. Все мы склонны преувеличивать наши невзгоды – со мной по крайней мере всегда так бывает.

– Спасибо за утешение, – сказал он.

Она не смотрела на него; он продолжал молча раскачиваться. Наконец гонг возвестил обед, миссис Хиббердел спустилась из своей комнаты, и все пошли в столовую.