Большинство служащих представлялись ему жалкими марионетками – вторым, третьим или четвертым изданием Саммерфилда или копией с него. Все они подражали властным замашкам и резкому тону хозяина. Словно дети, повторяли они его язвительные замечания и остроты и, верные его системе, выжимали из своих подчиненных последние соки. Юджин был в достаточной степени философом, чтобы относиться к этому с известным юмором. Но ведь в конце концов его положение зависело от его работы и достигнутых результатов, и ему было крайне обидно, что он не мог ни от кого ждать не только услуги, но даже простой учтивости. Не проходило дня, чтоб заведующие другими отделами не врывались в его кабинет с требованием немедленной сдачи того или другого заказа. Художники жаловались на низкую оплату, а управляющий конторой кричал о перерасходах и уверял, что если Юджин кое-что и делает для повышения качества работы и быстроты ее выполнения, то уж слишком он расточителен. Другие бранили его в глаза и жаловались патрону, что некоторые рекламы разработаны отвратительно, что тот или иной заказ задерживается, что Юджин слишком медлителен и ни с чем не хочет считаться. Саммерфилд, следивший за Юджином, знал, что во всем этом очень мало правды, но он слишком любил натравливать служащих друг на друга и разжигать страсти, считая, что дело от этого только выигрывает, – и не находил нужным вмешиваться. Вскоре Юджина стали обвинять в том, что он систематически задерживает заказы, что у него в отделе некомпетентные люди (это, кстати, соответствовало истине), что он слишком медленно работает и вообще ведет себя свободным художником. Юджин сносил все спокойно, так как хорошо помнил свою недавнюю бедность, но он твердо решил рано или поздно дать бой. Он уже не был – вернее, не хотел быть – вялым, малодушным мечтателем, как когда-то. Он задумал дать отпор своим врагам, – и начал осуществлять это решение.
– Помните, Витла, – сказал ему как-то Саммерфилд, – в этом отделе за все спросится с вас. За все неудачи отвечать будете вы. Не допускайте промахов. Не позволяйте никому клеветать на вас. И не вздумайте бегать ко мне с жалобами. От меня вы помощи не получите.
Столько бездушия было в этой программе, что против нее хотелось бороться. Теперь, думал он, жизнь его закалила, и он стал совсем другим человеком, он тоже, если придется, не пожалеет и не даст спуску.
– Провались они все к дьяволу! – крикнул он однажды Саммерфилду после страшного скандала по поводу задержки заказа, когда какой-то служащий, настроенный против него, пытался его очернить. – Все, что здесь сейчас утверждали, – ложь! Я работаю не хуже, а лучше других. Этот тип, – указал он на своего противника, – просто подкапывается под меня. В следующий раз, когда он явится ко мне в кабинет и начнет разнюхивать, я выгоню его вон! Он бессовестный враль, и вы это отлично знаете. Все это выдумка с начала до конца, вы прекрасно это понимаете.
– Молодец, Витла! – похвалил его Саммерфилд, восхищенный тем, что Юджин оказался способен на такой отпор. – Вы начинаете просыпаться! Теперь вы далеко пойдете. Вы человек неглупый, но если вы будете с этой сворой миндальничать, она вас живьем сожрет. И я не смогу вам ничем помочь. Все они ни черта не стоят. Я здесь ни одному человеку не верю, будь они все прокляты!
Так бывало не раз. Юджин усмехался про себя. Удастся ли ему когда-нибудь свыкнуться с этой обстановкой? Сумеет ли он ужиться с этими жалкими, наглыми щенками, которые так и норовят вцепиться вам в икры? Очевидно, Саммерфилда такие работники устраивают, но ему они не по душе. Может быть, это и в самом деле остроумнейшая система руководства, но он, Юджин, держится иного мнения. Для него это своего рода отражение взглядов и темперамента мистера Дэниела К. Саммерфилда – и только. Человеческая натура, надо полагать, лучше.