Гений российского сыска И. Д. Путилин. Гроб с двойным дном

Однако даже такая страшная вещь, как «его превосходительство» не произвела на Кузю ни малейшего впечатления.

— Отчего же не встать. Можем... Сделайте милость.

— Тебя зовут Кузьмой? — обратился к сторожу Путилин.

— Так точно-с, — «поправился» мертвецкий сторож.

— Ты давно служишь?

— Он служит более десяти лет у нас, — вмешался старший врач.

— Простите, но я попросил бы вас не вмешиваться в мой разговор с вашим сторожем, — голос Путилина звучал резко, решительно.

— Простите, Иван Дмитриевич.

— Пожалуйста.

Все, что происходило здесь, в мертвецкой, этот странный диалог страшно раздражали старшего врача.

— Так я спрашиваю тебя: ты давно служишь?

— Давно-с... Давно.

— Мертвецов не боишься?

— А чего их бояться?

— Для тебя все равно: мужчина или женщина?

— А что же мне с ними делать, целоваться что ли? — Старший врач иронически поглядывал на Путилина. Путилин продолжал свой действительно странный допрос. — Ты холост?

— Так точно. Потому — вдовец я.

— Сколько лет, как ты овдовел?

— Много-с... Не упомню.

— А ну-ка, любезный, покажи нам упокойницу — Аглаю Беляеву.

— Ты знаешь? — спросил директор.

— Да эту последнюю?

— Вот, вот... Ту, которую ты, — Путилин сделал паузу.

— Которую ты на стол мертвой клал. — Кузя подошел к одному из мертвецких столов и открыл грязный покров:

— Смотрите, ваше превосходительство.

Путилин стал пристально всматриваться в труп девушки.

Перед нами лежало обнаженное тело.

На груди, на шее, на лице виднелись знаки насилия: около правой щеки — глубокий порез, сделанный очевидно ногтем. Грудь — вся в царапинах. Но лицо — удивительно спокойное: ни тени страдания, ни проблеска мучений пред­смертной агонии.

— Посмотри! — резко обратился ко мне мой великий друг. — Сделай свое заключение.

Старший врач обратился ко мне:

— Ваше мнение, коллега?

Я, безумно любящий моего друга, с особенным вниманием принялся за осмотр трупа.

— Ну?

— Я... я, Иван Дмитриевич, присоединяюсь к мнению моего собрата, Николая Ивановича Макарова. Мы имеем дело с довольно обычным случаем: больная, уми­рая, царапала свою шею в состоянии агонии. Эти раны — типичные раны от ногтей. Поранены только лимфатические сосуды.

Пока я говорил, Путилин не отклонялся от трупа девушки.

— Так... так... так, — бормотал он. Потом, вынув несколько серебряных монет, он протянул их Кузе.

— Ну, прости, Кузьма, что обеспокоили тебя. На, вы­пей.

— Покорнейше благодарю! — довольно ответил сторож мертвецкой.

Мы вышли из мертвецкой. На лице старшего врача застыла самодовольная улыбка.

— Я вам говорил, глубокоуважаемый Иван Дмитриевич, что это дело ерунда.

— Совершенно верно. В первый раз попался! — в тон доктору ответил Путилин, — Я думал, тут что-нибудь интересное, а на деле — зря ко мне обращались.

Когда мы вошли в больничный корпус, мой гениальный друг обратился к старшему врачу:

— Могу я осмотреть теперь ваши палаты?

— О, пожалуйста!

— Скажите, доктор, у вас есть приговоренные к смерти?

— И сколько еще! Знаете, у нас, ведь, каждый вечер умирает около сорока, пятидесяти человек.

— Порядочное количество, — усмехнулся Путилин.

— Какое отделение вам угодно осмотреть: мужское или женское?

— Place aux dames! Женское, — сказал Путилин.

В шутливом тоне моего великого друга я расслышал знакомые мне нотки. О, я их знал хорошо!

— Кто у вас обречен на смерть?! — тихо спросил Путилин дежурного ординатора, идущего во главе процессии.

— Несколько женщин.

— Вы мне, доктор, будьте добры, показать их, — продолжал Путилин.

— Мы будем останавливаться у их коек. Для меня, как врача, признаюсь, это был малоинтересный обход. Я только ломал голову над разрешением вопроса, для чего понадобился моему славному другу этот осмотр.

— Вот, например, эта, — тихо проговорил доктор.

Мы остановились у койки, на которой в забытье ле­жала старая женщина. Лицо ее было все в морщинах. Путилин бросил рассеянный взгляд и отошел.

— А... молодые умирающие у вас есть?

Доктора удивленно посмотрели на великого сыщика.

— Есть.

— Так вот, нельзя ли их мне показать.

На одной из коек лежала, разметавшись, в бреду молодая красивая девушка.

Великолепные волосы рассыпались по плечам.

— Какой ужас! Подумать только, что скоро эта прелестная девушка сделается добычей могильных червей! — Сколько грусти прозвенело в голосе Путилина.

— Никакой надежды?

— Никакой.

— Что же у нее?

— Брюшной тиф с прободением, вследствие чего по­лучился смертельный перитонит, то есть воспаление брюшины.

— Когда она умрет, доктор?

— Сегодняшней ночи она не переживет. Ей осталось жить несколько часов.

Путилин повернулся к старшему врачу:

— Вы разрешите мне присутствовать при ее агонии и смерти?

— Сделайте одолжение, глубокоуважаемый Иван Дмитриевич. Если вас это интересует...

— Да, да, меня это очень интересует.

— Пока не угодно ли, Иван Дмитриевич, пожаловать или ко мне, или в дежурную выпить стакан чаю? Что же делать здесь, в палате?

— Хорошо. Спасибо. Пойдемте в дежурную. Итак, господа, еще раз вас спрашиваю: эта девушка будет первым женским трупом? Мне важно это знать.

— Да, да, Иван Дмитриевич.

В дежурной за стаканом чая Путилин обратился к старшему врачу и дежурному ординатору: