Гений российского сыска И. Д. Путилин. Гроб с двойным дном

Широко раскрытыми глазами глядели преступники на Путилина. Глядели-глядели-глядели, да как бацнулись в ноги!

— Прости! Вызволи! Покаемся мы... Видит Бог, больше не будем! Все тысячи тебе отдадим! — заголосили они, точно бабы.

— Теперь поздно, голубчики, спасаться: теперь надо наказанием искупать грех.

Губернатор Григорьев, к которому Путилин заехал на обратном пути, ликовал от восторга.

— Вы — истинный чародей, Иван Дмитриевич! — восклицал он.

Разбойники угодили на двадцатилетнюю каторгу.

ПЕТЕРБУРГСКИЙ ДЖЕК-ПОТРОШИТЕЛЬ

ЖЕНЩИНА С РАСПОРОТЫМ ЖИВОТОМ

Это было в шесть часов утра. Я был разбужен моим лакеем, который передал мне знакомый синий конверт. «От Ивана Дмитрие­вича!» Я быстро распечатал письмо. Написано оно было каран­дашом.

«Приезжай немедленно Николаевская, д. О. Случилось нечто ужасное. Путилин».

Я лихорадочно-поспешно оделся и бросился по адресу. Улицы были темны, безлюдны в этот ранний час.

— Что такое могло случиться? — бормотал я вслух, погоняя извозчика.

Мы подъехали к дому. Я ожидал встретить большую толпу, как это всегда бывает, когда происходит какая-нибудь кровавая драма, катастрофа, но ничего подобного не случилось на этот раз: перед домом, кроме городового, никого не было.

— Здесь Путилин? — соскакивая с пролетки (стояла глубокая осень), спросил я.

— Так точно. Их превосходительство здесь.

— Что случилось?

— Страшное убийство. Даму благородную нашли зарезанной на лестнице.

Я вошел в подъезд. Тут уже было много полицейских чинов.

Около швейцарской стояли: Путилин, товарищ прокурора, судебный следователь и полицейский врач.

— Иван Дмитриевич! — окликнул я моего знаменитого друга.

— А-а, это ты, доктор? Не угодно ли полюбоваться? — Он пропустил меня вперед, я взглянул и похолодел от ужаса. На камен­ном полу вестибюля лежал труп молодой женщины, совершенно обнаженной. Живот ее был крестообразно распорот, и из него вывалились все внутренности. Лицо, искаженное мукой, было красиво, носило отпечаток несомненной интеллигентности.

— Что это... что это? — обратился я к моему коллеге-врачу.

— Все, что хотите, но только не клиническая лапортомия[30]. Мы, доктора, производим подобную операцию более ловко, — пошутил он.

 Но мне было не до шуток. Содрогаясь, я обратил взор на Путилина.

— Как ты видишь, доктор, произошло подло-зверское убийство... Посмотри и скажи, когда, по твоему мнению, оно произошло.

Я низко склонился над трупом несчастной. Мне бросились в глаза изумительной красоты и величины бриллиантовые серьги — солитеры и драгоценные кольца, которыми были унизаны пальцы ее тонких аристократических рук. После беглого осмотра я ответил:

— По-моему, убийство произошло часа два тому назад.

— Я поддерживаю определение моего коллеги, — сказал полицейский врач.

— Чем, господа, распорот живот? — спросил судебный следователь.

— Остро отточенной бритвой.

— Бритвой? Почему именно бритвой? — спросил Путилин.

— Трудно допустить, что у убийцы имелся ланцет[31], а только от бритвы или ланцета может получиться столь ровный разрез тканей. Нож все же рвет, кинжал — также. Тут же — поразительная тонкость разреза.

ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ДОПРОС. ЗАПОДОЗРЕННЫЙ

Ни жив, ни мертв стоял швейцар, бравый, средних лет человек с окладистой бородкой.

— Когда ты увидел это? — показывая на труп, спросил следователь.

— Около трех часов ночи, ваше высокородие. Не спалось мне что-то. Вышел я на лестницу, как взглянул — аж волосы на голове поднялись. Хочу сотворить крестное знамение — не могу. Опомнился наконец, побежал к управляющему, к старшему дворнику.

— Скажи... Как тебя зовут, кстати?

— Осип Лаврентьев.

— Так скажи, Лаврентьев, парадная дверь была заперта?

— Так точно!

— Ты никогда не видел этой дамы?

— Никогда.

— Всех своих жильцов ты, конечно, хорошо знаешь?

— Помилуйте, ваше высокородие, как не знать... Всех в лицо...

— Кто живет по этой лестнице?

Швейцар стал перечислять: генерал такой-то, граф такой-то, инженер такой-то...

— А свободная квартира есть?

— Так точно. В бельэтаже.

— Дай мне ключ. Я хочу ее посмотреть... Я скоро вернусь, господа.

— На что вам пустая квартира, Иван Дмитриевич? — тихо спросил прокурор.

— Просто так. Хочу полюбопытствовать, — уклончиво ответил Путилин и быстро поднялся по лестнице. Вдруг следователь обратился к швейцару:

— Скажи, что это у тебя с рукой? — Тот поглядел на свою руку и побледнел.

— Обрезал ее малость.

— Когда?

— Вчера-с.

— Чем?

— Ножом. Хлеб резал... нож сорвался.

Следователь многозначительно переглянулся с прокурором.

— Надо произвести у него обыск, — по-французски бросил прокурор следователю.

— Безусловно. Ну-ка, любезный, веди нас в твою комнату. Нам надо пошарить у тебя. Господин пристав, прошу следовать за нами.

— Ваше превосходительство... Господи, да неужто вы что худое про меня думаете по этому злодеянию?! Вот как перед Истинным...

— Не разговаривай! — грозно перебил пристав. Мы с трудом вошли в небольшую швейцарскую. Вдруг следователь, наступив, очевидно, на что-то, быстро нагнулся.