Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля

Из спальни с ключами, вынутыми из ящика стола, Шишков с Гребенниковым направились в соседнюю комнату и приступили к железному сундуку.

Но все их усилия отпереть сундук ни к чему не привели. Ни один из ключей не подходил к замку. Тогда они стали еще раз пробовать оторвать крышку, но все напрасно — сундук не поддавался.

Со связкой ключей в руке Шишков подошел к письменному столу и начал подбирать ключ к среднему ящику. Гребенников ему светил.

Но вот Гурий прервал свое занятие и начал прислушиваться: до него явственно донесся шум проезжающего экипажа. Гребенников бросился к окну стараясь разглядеть, что происходит на улице.

— Рядом остановился… господин… Пошел в соседний дом, — проговорил почему-то шепотом Гребенников.

Вдали послышался шум ехавшей еще пролетки. На лицах Шишкова и Гребенникова выразилось беспокойство.

— Надо уходить… скоро дворники начнут панели мести и тогда… крышка! — проговорил Гурий, отходя от письменного стола.

Оба были бледны и дрожали, хотя в комнате было тепло. Шишков вышел в переднюю. Взглянув случайно на товарища, он заметил, что на том не было фуражки.

— Ты оставил фуражку там… у постели, — сказал он товарищу. — Пойди скорей за ней, а я тебя обожду на лестнице.

Видя страх, отразившийся на лице Гребенникова, Шишков повернулся, чтобы пойти самому в спальню за фуражкой, но тут взгляд его случайно упал на пуховую шляпу князя, лежавшую на столе в передней. Недолго думая он нахлобучил ее на голову Гребенникова, и они осторожно начали спускаться по лестнице. Отперев ключом парадную дверь, они очутились на улице и пошли по направлению к Невскому.

Проходя мимо часовни у Гостиного двора, они благоговейно сняли шапки и перекрестились широким крестом. Шишков, чтобы утолить мучившую его жажду, напился святой воды из стоявшей чаши, а Гребенников, купив у монаха за гривенник свечку, поставил ее перед образом Спасителя, преклонив перед иконой колени…

Затем они расстались, условившись встретиться вечером в трактире на Знаменской. При прощании Шишков передал Гребенникову золотые часы, несколько золотых иностранных монет и около сорока рублей денег, вынутых им из туго набитого бумажника покойного князя.

Так выяснилось и объяснилось дело.

Впечатление, произведенное сознанием Гребенникова, было громадное. Австрийский посол граф Хотек лично приезжал благодарить меня и любезно предложил мне походатайствовать за меня перед Его Величеством Императором Австрийским награду.

После признания преступников дело пошло обычным порядком и вскоре состоялся суд. Убийцы были осуждены к каторжным работам на 17 лет каждый.

УБИЙСТВО В ГУСЕВОМ ПЕРЕУЛКЕ

На долю некоторых преступлений, как и на долю иных людей, иногда вдруг выпадает громкая известность.

Преступление заурядное, но на него обратили внимание журналисты, или за защиту преступника взялся известный адвокат, или личность преступника, а то и жертвы, чем-либо интересны — и преступление получает громкую огласку. Таковы, например, в последнее время убийство Довнар или процесс Мироновича.

Но бывают и такие преступления, ужас от которых вдруг наполняет всех, и они, переживая преступников, остаются в воспоминаниях как смутное впечатление ужасного кошмара. Таково, например, было убийство фон Зона; таково же и страшное преступление, сохранившееся в памяти очень многих под названием «Убийство в Гусевом переулке».

Мне же, помимо ужаса, оставленного им, памятно оно и потому, что едва ли не впервые я оказался сбитым с верных следов и впал в ошибку, обошедшуюся довольно дорого невинным людям.

Гусев переулок, коротенький, соединявший Лиговку с Знаменской улицей, в то время не был застроен пятиэтажными домами и казался огороженным с двух сторон заборами. За ними раскидывались широкие дворы с садами, в середине двора которых обычно стоял одноэтажный деревянный дом, невдалеке от которого размещались конюшня, сарай, ледник, прачечная и дворницкая избушка.

Дом, в котором произошло это страшное убийство, находился на месте ныне стоящего дома под № 2.

На нижнем этаже дома жил майор Ашморенков с женой и сыном кадетом, который приходил домой на праздники, и двумя прислугами.

В июне 1867 года рано утром на Духов день в кухню квартиры Ашморенкова постучался водовоз, привезший воду, но ему дверей не отворили. Тот постучался еще два раза, не достучался и, слив воду в прачечную и домохозяину, снова поехал к водокачке, на пути заметив дворнику, что прислуга у майора заспалась.

Дворник небрежно махнул рукой, словно хотел сказать: «А ну их»…

Спустя полчаса в двери и в окна, которые были закрыты ставнями, стучался булочник, потом молочник, потом опять водовоз — и никто не мог достучаться. А дворник на все расспросы только говорил: «Чего пристали? Проснутся и отопрут. Не терпится тоже!»…

Наконец на эти беспрерывные стуки обратил внимание разбуженный домохозяин коллежский советник Степанов.

— Что за шум? — раздраженный, в халате, высунувшись из окошка, окликнул он дворника.

— Да вот! — сердито ответил дворник. — Господа и прислуга у майора спят, а эти черти ломятся. Времени им, видишь, нету!